– Это – чтобы не дрался и не буянил, – объяснил бригадир. – Ну а вечером особый разговор будет. Не бойся – бить не станем.
– Приятное сделаем… Тебе понравится! – двусмысленно хихикнул охранник.
Клетка двинулась, а кузнец, как собачка, потрусил следом. Наверное, я должен был его пожалеть, если бы в этот момент не мечтал о другом – добраться до глотки Эрхарда, сомкнуть на ней руки или – уцелевшие зубы…
Сидеть закованным по рукам и по ногам тяжело. Но в тот день я не чувствовал ни тяжести, ни боли, потому что находился в полубреду-полусне. Вечером, когда принесли еду, есть не смог. Те из зубов, что уцелели, невыносимо болели. Один глаз не желал открываться. Закашлялся – пронзило болью. Все-таки этот скот сломал мне ребро…
Кто-то из узников, повинуясь приказу охраны, чуть ли не силой поил меня водой. Стало легче, но – ненадолго. Потом я опять почувствовал, что теряю сознание… Но даже в бреду я с радостью слышал довольный гогот охранников, ругань кузнеца, переходящую в слезы и крики боли.
В середине ночи сумел поймать ускользающее сознание и очнулся. Ко мне пришло понимание того, что я наконец-то умру… Не в бою, пронзенный мечом, копьем или дюжиной стрел (хотя и одной хватит!). На меня не сбросят бревно и не скинут со стены во время штурма. Просто – сдохну в вонючей клетке. Здесь и сейчас.
Умереть в бою – невелика почесть. Давным-давно не мечтаю о том, как седовласый король уронит на мое недвижное тело скупую слезу и прикажет похоронить с воинскими почестями. И вот тут-то я оживу, на радость королевской свите, среди которой окажутся мои отец и брат…
У королей есть дела поважнее, чем бродить среди покойников. На что там смотреть? На трупы? Ничего интересного: ну трупы, ну валяются. А что еще мертвым делать? Или королю интересно глядеть на мародеров, что бродят между убитых, отгоняя нахальных воронов?
Когда ландскнехтов хоронят (сбрасывая в общую яму), они уже изрядно пованивают. Ни красоты, ни величия. Смерть на поле брани – мерзкая смерть (не говорите мне об азарте боя – не поверю), но к ней я был готов. Это – нормальная смерть. На эшафоте – тоже ничего. А вот так, преданный всеми, избитый…
Я начал злиться! Сознание стало ясным, мозг соображал четко. Кто сказал, что я сдохну так просто? Нет уж, даже в кандалах я кое-что могу. По крайней мере сумею умереть, утащив за собой обидчика. А лучше – выживу, отправлю на тот свет бывшего старшину, а потом вернусь в город Ульбург, к господину Лабстерману. Есть у меня к нему парочка вопросов. Хотя зачем спрашивать, впустую сотрясая воздух? Убью – вот и всё.
На следующее утро, к немалому удивлению сокамерников и охранников, я сумел привстать и взять свой рацион – сухарь, луковицу и кружку воды.
Есть не хотелось. Знал по опыту: если организм не хочет еды, лучше его не насиловать; но запас пригодится. А вот воду выпил.
– Нажрался? – услышал я голос Эрхарда.
Кузнец смотрел с такой злобой, что мне стало не по себе. Его засунули в клетку уже под утро – это я помнил. Он