«Человек исторический» в системе гуманитарного знания. Игорь Орлов

в контексте поставленных задач нас интересует не столько культурная антропология, сколько историческая антропология (или «антропологически ориентированная история»)[33], имеющая много общего с историей повседневности и историей ментальностей, но проявляющая особый интерес к таким антропологическим константам, как рождение и смерть, человеческое тело, родственные отношения и проч. Презентуемая как «общая глобальная концепция истории» (по определению французского историка Жака Ле Гоффа), историческая антропология призвана была объединить в рамках одной дисциплины изучение менталитета, материальной жизни и повседневности[34]. В качестве сущностных черт исторической антропологии обычно выделяются:

      • фокусирование внимания на конкретных антропологических объектах, как правило, малых сообществах;

      • «плотное описание» социальных взаимодействий в данных социумах в терминах норм самих социумов;

      • большое внимание символизму повседневной жизни;

      • убежденность в инаковости чужой культуры («образ другого»), превращающая процесс исследования в диалог культур;

      • акцент на осмыслении исторического процесса с учетом многообразия культурно-исторических факторов;

      • междисциплинарность;

      • выход на первый план истории повседневности, ментальностей, привычек и микроистории;

      • уверенность в «непрозрачности» социальной реальности, определяющая методологию предпочтения косвенных свидетельств и массовых источников, не содержащих осознанного представления о действительности.

      Особенности «импорта» из одной научной дисциплины в другую чаще всего объясняются внутренней ситуацией «импортера». То есть историки читали Э. Дюркгейма, М. Мосса, М. Фуко, П. Бурдье и К. Гирца по собственным правилам: чаще всего привлекали местный этнографический материал ради восполнения пробелов в наличных источниках или сравнения, значительно реже – заимствовали концептуальный аппарат. Другими словами, начальный этап в развитии исторической антропологии определяло заимствование из других гуманитарных наук.

      Затем в процессе историзации антропология превращалась либо в историю ментальностей, либо в качественные исследования особых случаев (case studies) и истории малых сообществ, сделанные по принципу гирцевского «плотного описания» с особым вниманием к «символизму повседневной жизни». Представители первого направления, отождествляемого с французской «новой исторической наукой», изучали структурные феномены большой длительности, в то время как апологеты второго («одного из направлений социальной истории») превратили историческую антропологию в «индивидуализирующую» микроисторию. При этом историки обоих течений были ориентированы на междисциплинарный синтез, заняты созданием «образа другого» и сконцентрированы на изучении «символики повседневной жизни».

      В силу этого спектр определений современной исторической антропологии весьма широк