Тягостные мгновения тянулись бесконечно долго. Шагоходы стояли словно мертвые. Ни одного движения, ни одного сигнала, только мерный гул энергетических установок. Не выдержав напряжения, «головорезы» принялись карабкаться по мощным стальным лапам.
– Есть кто живой?! – Марк сорвал с себя шлем и, как сумасшедший, барабанил им по бездушному металлу. – Шеннон, ответь, черт возьми!
Душераздирающий скрежет заставил лейтенанта соскочить на землю. Люк, расположенный в районе плечевого сустава, медленно отворился. Бронированный щит больше не был одним из узлов совершенной боевой машины. Из бесшумно скользящего блистера он превратился в крышку старого замшелого погреба, которая болталась на двух самопальных, не притертых еще петлях. Словно чертика из табакерки, мрачная утроба «Сахая» произвела на свет Артура Шеннона. Вместо горячего приветствия капрал от души сыпал крепкими выражениями. Конец его фразы был не столь эмоционален, но именно в нем и заключалась вся ценная информация:
– Вы что, сдурели?! Куда прете, олухи? Я едва успел затормозить!
– Куда прем? – Офицер, сияя счастливой дурацкой рожей, с огромным удовольствием пустился в неуставную перепалку с капралом. – Ах ты, баран безмозглый, что, не мог нас предупредить?
– Предупредишь вас, как же! – из-за спины Марка послышался до боли знакомый густой бас. – Я чуть голос не сорвал. Орал во всю глотку, а от ваших станций ни слуху ни духу.
Марк резко обернулся. Знакомые морщины вокруг глубоко посаженных карих глаз, тронутые сединой курчавые волосы, немного тучная, но подтянутая фигура, а если бы не дыхательная маска, то наверняка лейтенант лицезрел бы и знаменитые на весь полк, по-гусарски закрученные усы. Дюваль! Грабовский бросился в объятия своего старого товарища и учителя.
– Осторожно, задушишь. – Несмотря на присутствие нижних чинов, пожилой сержант не стал «выкать».
– Ты живой! – Марк не мог поверить в счастье. Он с гиканьем, совсем как малолетний пацан, повис на Дювале.
– Если ты меня не отпустишь, долго я не протяну. – Симон не мог тягаться