– И это мне тоже неизвестно, – развел руками Джим.
– Ладно, – кивнул Бишоп. – Если захочешь узнать что-то о собственном умении, выдели как-нибудь время на спарринг, я сразу тебе скажу, что в тебя вложено. Да, если что, можешь оставить свои кроссовки, скощу половину луидора.
– Бери так, – махнул рукой Джим и бросил Бишопу ключи. – Куда тут можно звонить, когда у меня появится телефон?
– Анне, Джерарду и на пост на главных воротах, – пожал плечами Бишоп. – Но на пост лучше не надо, там народ нервный, могут и не передать, хотя их броневики тоже под моим присмотром. Если что, меня Артуром зовут.
– Если что? – переспросил Джим.
– Нет, – скрестил руки на груди Бишоп. – Почему Себастьян назвал тебя рохлей? Он же не слепой!
Это был чертовски тяжелый день. В какой-то момент Джиму даже показалось, что насланная на него эльфийским магом черная смерть никуда не делась и продолжает клубиться вокруг него удушливым облаком. Поэтому, когда Джим входил через парадные двери в трактир, он думал только о том, как бы поесть и отоспаться. Правда, выделенная ему по талону Джерарда койка его не впечатлила. И дело было не в том, что в комнате таких коек стояло с десяток, матрас пошел бурыми пятнами, а не слишком ухоженные туалет и ванная были в одном комплекте на весь этаж. Смущал тяжелый запах немытых тел и какой-то налет безнадежности на всем. «Если боты чувствуют боль как и простые люди, то они должны и пахнуть так, как простые люди», – попытался успокоить себя Джим, поймал взгляд обрюзгшего старика – смотрителя ночлежки, покачал головой и вручил ему и талон на бесплатный ночлег с пожеланиями здоровья и долгих лет жизни, и талоны на бесплатное питание. Начавшийся на ветвях дуба яркий солнечный день к вечеру истратил и яркость, и солнце почти без остатка, но, входя в трактир, Джим неожиданно для самого себя оставил и усталость, и напряжение за порогом.
Вечернее солнце уже клонилось к горизонту, но еще не успело спрятаться за стену, поэтому пронзало лучами те самые витражи, которые снаружи показались Джиму блеклыми и покрытыми пылью. Изнутри, да еще подсвеченные солнцем они казались восхитительными. Крайним справа был изображен воин в тяжелых доспехах с мечом и небольшим щитом. На втором окне стеклянная разноцветная мозаика складывалась в фигуру прекрасной лучницы в довольно легкомысленном облачении. На третьем окне в полуобороте к четвертому окну замер молодой человек с книгой под мышкой и тонким стилетом в руке. На четвертом окне положил руки на посох высокий старец в одеянии, усыпанном золотыми звездами.
– Именно так и все начиналось, – услышал Джим приятный женский голос и, обернувшись, обнаружил рядом седую и улыбчивую женщину. – Когда игра только была создана, и Форт стал ее центром во всех смыслах, игрок мог выбрать только три роли. Воин, вор и маг. Здесь четыре окна, поэтому были выполнены четыре витража, и фигура воина разделилась на два образа – мечника и лучницу. Просто как символ, что внутри этих трех линий могут быть и внутренние варианты.
– А что