Ближе к морю еще можно было увидеть обработанные поля, но дальше на восток началась совершенно дикая местность. На третий день тропа пошла вверх и начала виться среди заросших лесом склонов. Теперь кипарисы преобладали над дубами, появились и сосны, такие же разлапистые и кривые, как и в южной Италии. Здесь Публий впервые увидел кедр и восхитился спокойной мощью этого благородного дерева.
Потребовалось еще два дня неторопливого путешествия, чтобы они начали приближаться к своей цели. Теперь о близости города говорили небольшие деревни, поселки и хутора, окруженные возделанными террасами – в этих горах не было ровных полей. Подвешенные на склонах гор узкие полоски земли не годились для вспашки влекомым быками плугом, как это делалось в Кампании и Греции. Поэтому здесь преобладали фруктовые сады, виноградники и огороды. Наконец, впереди, на холме, показался и сам город. Издалека он не производил впечатления и казался хаотическим нагромождением домов с плоскими крышами, а привычных Публию черепичных крыш видно не было. Тропа расширилась и снова стала дорогой, которую перегораживал сирийский заслон из трех гоплитов. Инженера со спутниками они пропустили без вопросов мельком взглянув на свиток с печатью, которым помахал командир их небольшой команды. Неподалеку дымили костры сирийских солдат, варили похлебку, а армейские пастухи пасли лошадей и двух боевых слонов. Публий знал, что слоны были явным нарушением подписанного отцом Антиоха Эпифана, тоже Антиохом, кабального Апамейского договора. То ли Антиох уже готов был бросить вызов Риму, то ли надеялся, что Сенат не узнает. Как бы то ни было, инженер решил на всяких случай представиться самнитом, а не латинянином.
Всадники последовали дальше, но в город не вошли, а начали огибать его справа по низине. На недоуменный вопрос Публия, один из сопровождающих его всадников сказал:
– Ты же не захочешь получить кривым ножом в печень или огромным камнем по башке. Именно это и произойдет, если мы поедем через город.
– Неужели местные вас так не любят? – удивился инженер.
– А за что им нас любить? – пожал плечами всадник.
Развивать свою мысль он не стал, а расспрашивать его Публий посчитал неразумным.
Они продолжали двигаться по оврагу, изредка объезжая заросшие колючками развалины непонятных сооружений. Город оставался по левую руку, возвышаясь над ними нагромождением навалившихся друг на друга домов. Отсюда, снизу это казалось хаосом, отсутствием какого-либо порядка и отрицанием уличной геометрии, столь