– Папа, я давно уже понял, что если я просто пытаюсь играть правильно, по учебнику, развивать фигуры, наращивать давление, – сказал Дэвид, собирая шахматы в инкрустированную перламутром доску, – то в результате ты всегда меня обыгрываешь. Уж не знаю, опыт это или же твой компьютер (тут он постучал себя по лбу) помощнее моего.
– И то, и другое может быть верно, сынок! – Тут папа заржал тем козлиным тонким смехом, который приберегал для своих наиболее удачных, по собственному мнению, шуток.
Вежливо улыбаясь, Дэвид дождался, пока отец досмеётся, и продолжил:
– Так что я решил воспользоваться главной твоей слабостью – жадностью.
– И пожертвовал мне пешку в самом начале игры. Я был уверен, что смогу противостоять тебе на королевском фланге, но ты раскатал меня, как паровой каток…
– Достаточно небольшого преимущества вначале, чтобы получить значительное в конце…
– Это как раз то, о чём я хотел поговорить, с тобой, сынок… – Отец снова стал серьёзнее, выпрямился и опёрся на стол. – Думаю, что со следующего семестра тебе стоит прослушать курсы по политологии и социологии.
– Па, к чему мне это? Я не собираюсь заниматься ни тем, ни другим…
– Сынок, никогда не говори «никогда»… В самых высших эшелонах бизнеса и финансов куда больше политики, чем бизнеса и финансов, а чем больше я смотрю на тебя, тем больше мне кажется, что ты дотянешь до самых высоких эшелонов, так что эти знания тебе обязательно пригодятся.
– Но разве тебя не тошнит от всей этой грязи, которая там у них происходит? Вся эта коррупция, скандалы, ложь, все эти бесконечные компании, выступления, выборы…
– Всё это так, сынок, всё это правда… – Знáком отец предложил сыну пересесть на диван к огромному окну, выходившему на Центральный парк. Город за ним был прекрасен. На Нью-Йорк надо смотреть с высоты – и тогда все мелкие детали, вроде мусора на улице и копающихся в нём крыс, бездомных, наслаждающихся теплом на вентиляционных решётках в метро в ожидании подачки от спешащих на работу клерков, и драгдилеров, гнусавыми голосами пытающихся рекламировать свой товар, пропадают, и остаётся лишь правильная решётка улиц с несущимся по ним красочным потоком машин, обрамляющих его главное сокровище – изумрудную зелень Центрального парка. Дэвид любил этот город, как охотник любит свою добычу, как воин любит город, который ему предстоит завоевать. Он здесь родился и вырос, и теперь, когда ему пришлось уехать, для того чтобы учиться в Йеле, он искренне скучал по Нью-Йорку и не мог дождаться