Заинтригованный, Ланс принялся открыто ее рассматривать. Молодая леди полностью завладела его вниманием. Ее холодная, женственная красота была совершенна. Мисс Эйнсли казалась, безусловно, самой потрясающей женщиной, которую доводилось встречать лорду Бингхэму.
Ланс стоял и смотрел, как молодая Изабелла Эйнсли сделала несколько шагов, ступая позади графини. О, какая же это походка – казалось, она просто скользит по воздуху, движения ее совершенного тела были удивительно женственны, обутые в роскошные туфельки ножки едва касались земли!
Когда дамы исчезли за высокими коринфскими колоннами парадного входа во дворец, лорд Бингхэм, нахмурившись, сменил позу и прислонился плечом к стене. Да куда же запропастился этот дьявол Роланд? – задавал себе вопрос Ланс, терпение которого было уже на пределе. Он уставился в мерцающие глубины надетого на палец рубина. Излучая благородное сияние, камень словно побуждал его к действию. Лорд Бингхэм распрямился, расправил складки красного офицерского мундира и неторопливыми шагами направился к ярко освещенному входу.
Расстегнув бархатную накидку, Белла мысленно приготовила себя к бабушкиному гневу. Графиня окинула внучку внимательным взглядом. На мгновение Изабелла пожалела о своем импульсивном решении надеть бриллиантовое ожерелье, с ужасом думая о готовой разразиться буре. И та не замедлила последовать. Едва заметив на шее внучки бриллианты, графиня резко подалась вперед, лицо ее приобрело жесткое выражение.
– Я дала тебе ожерелье, Изабелла, будучи уверенной, что ты вернешь его мне, как я тебе и велела. Я вовсе не желала, чтобы ты его носила. Как ты посмела мне перечить? Как только посмела?
– Бабушка… я… я сожалею.
– Не думала, что ты еще способна потрясти меня.
– Я вовсе не хотела. Я… я не видела никакого вреда в том, что надену это ожерелье – оно такое прекрасное, и повод показался мне подобающим. – Белла потянулась руками к застежке. – О, конечно, если я вас рассердила, я сниму его…
– Не трогай, – резко бросила графиня, и ее тон заставил Беллу мгновенно опустить руки. – Теперь уже слишком поздно. Если ты сейчас снимешь бриллианты на глазах у всего света, это только породит дополнительные нежелательные слухи. Можешь оставить себе ожерелье. На этот раз ты просто превзошла себя. Я чрезвычайно тобой недовольна, Изабелла, чрезвычайно. – Графиня отвернулась, чтобы поздороваться с приятельницей, при этом ее лицо озарилось невозмутимой улыбкой, хотя внутренне она содрогалась от негодования, вызванного проступком внучки.
Вздохнув с облегчением оттого, что гроза миновала, а ожерелье все еще остается на месте, Белла застыла в ожидании неминуемой вспышки всеобщего интереса к своему