Большой Сухаревский переулок, дом пять. «Дом как дом», – подумал Шурка, – «Такой, трёхэтажный, каких сейчас немало в центре Москвы. Серый, важный. И граждане проходят мимо, по своим делам, не обращая на наш дом никакого внимания. Конечно, просто так, на пустом месте хлопоты Сергея Петровича о нашем переезде товарищ Ленин не поддержал бы. Уважают нашу семью, значит. Помнят и ценят папины и дядины заслуги перед советской родиной».
Квартира оказалась просторной, светлой. Евгения ознакомилась с комнатами и скинула чёрную шляпу. Длинное чёрное платье сменил ярко-красный шёлковый халат.
Поздним вечером с большим саквояжем, полным съестного, с примусом и яркой тряпичной куклой в подмышке появился улыбающийся дядя Серёжа. Еще с порога он торжественно заявил, что в Москве семья с фамилией Меерхольц – единственная, что больше по столице людей с такой фамилией нет. Шурка не понял, надо ли этим гордиться.
Для Шурки первое впечатление о Москве было не радостным. Неопрятные, грубые мужики-извозчики, немытые, мутные окна грязных улиц, много бедно одетых пешеходов. На каждом шагу трактиры, пивные, магазины – всё серое, захудалое, убогое. В пережитые тяжёлые годы в Москве было действительно не до порядка…
Но прошло совсем немного времени, и московская обстановка постепенно перестала угнетать Шурку. Каждый день, совершенно один, он выходил из стен своего нового жилища и с большой охотой, любопытством и удовольствием погружался в нескончаемые реки пыльных улиц, размышляя об увиденном.
Движение на улицах было лихое: шумные пролётки, рычащие казённые автомобили и, что поразительно, – много ломовиков: большущие, мощные лошади вереницами тянули тяжёлые, под завязку нагруженные товаром возы. Откуда они в Москве? Как уцелели в таком количестве в городской суете? Очень много появилось трамваев, и они-то как раз держались в образцовом порядке! Наскоро отремонтированные деревянные вагоны носили на своих боках яркие торжественные надписи: «Красный Октябрь», «1-ое мая 1923 года». Некоторые из них были украшены не очень красивыми изображениями рабочих и крестьян, солидарно пожимающих друг другу руки. Плата за проезд установилась высокая, около десяти копеек золотом, но тем не менее трамваи всегда переполнялись желающими ехать.
Москву начали потихоньку ремонтировать. Латали мостовые, кое-где окрашивали старые дома. После нескольких предыдущих лет москвичи считали это серьёзным достижением. На одном из домов Кузнецкого Моста Шурке бросилась в глаза памятная доска, гласящая, что дом этот восстановлен собственными средствами в 1922 году московской конторой Госстроя.
Внимательно всматриваясь в окружающих, Шурка стал понимать, что