Может быть, так для него и было. Но не для меня. Я поздоровался в ответ, но преградил ему дорогу: «В школе ты сегодня учиться не будешь. Педсовет должен решить – будешь ли ты вообще учиться дальше». Тиунов не спорил. Он развернулся и куда-то побрёл от школы.
Я действовал «без дураков». В эти дни я исполнял обязанности отсутствующего директора. На большой перемене собрал педсовет. Рассказал учителям (тем, кто не знал), что случилось вчера на вечере, и предложил, с учётом всего, что накопилось раньше, исключить из школы ученика 8-го класса Виктора Тиунова. Педсовет проголосовал за это единогласно!
Итак, я старался посадить Тиунова. Но дело было передано в комиссию по делам несовершеннолетних, а она приняла гуманное решение. Мне же было указано, что я превысил полномочия и нарушил закон о всеобуче.
В общем, Виктор Тиунов продолжал свою учёбу в нашей школе. Он притих, но я знал, что это ненадолго. Впереди был май – проводы в армию. Удержаться Тиунов бы не смог, а второго промаха я бы ему не простил.
Сейчас даже не помню, как всё получилось: в первый или второй день его «восстановления в правах» я подошёл к нему в школе и сказал приблизительно следующее: «Значит, так, Тиунов, всё равно добром не кончится – неделей раньше, неделей позже – сорвёшься. У тебя единственный шанс: переезжаешь сейчас ко мне, и май живёшь у меня по тем правилам и распорядку, которые мы выработаем».
Наверное, с трудом, но можно объяснить моё предложение, а вот его согласие – совсем непонятно. Страх, интерес, блажь? Не знаю, но переехал он ко мне чуть ли не в этот же день. Процедура переезда была недолгой и несложной. Родители его с радостью согласились. Он взял бельё, деньги на еду и… переехал.
Мы договорились, чтобы об этом никто не знал. Сплетни мне были ни к чему. Было смешно, когда утром метров за 500 до школы мы расходились в разные стороны. А в школе здоровались.
Это были очень важные две недели моей педагогической жизни, да и жизни вообще. Когда я осознал банальную истину: в каждом самом отпетом подростке находится Человек, и если условия позволяют – он реализуется.
Мы договорились дежурить по очереди (убирать и мыть посуду, готовить завтрак и ужин). В первый же вечер дежурным был он. Я ненарочно задержался и шёл домой, не будучи уверен, что вообще застану его. Но Витя был дома. Он ждал. В сковородке была подогрета сваренная вермишель, поджарены куски колбасы, приготовлен салат. Витя, который никогда не смотрел прямо в глаза (или зыркал исподлобья, или постоянно отворачивался, говоря в сторону), глядел на меня озорно и с волнением. Горячий ужин, так редко имевший место в моей холостяцкой жизни, тронул.
Я с удовольствием стал привыкать не только к горячему ужину, но и к зарядке, к пробежкам по утрам. А ещё мы стали разговаривать. Поначалу это