Рон улыбнулся; его ладони, которыми он обнимал себя за плечи, съехали вниз к запястьям.
– Он погиб в Катакомбах на Ганимеде: обрушились стены. Это было второе лето, когда мы втроем участвовали в Программе геологического обследования Юпитера.
– Как Кэти… – помолчав, сказал Рон.
– Ну а Мюэлс Эрлиндиел…
– «Звезда Империи»! – вытаращил глаза Рон. – И серия про Джо Комету! Вы были в триплете с Мюэлсом Эрлиндиелом?!
Ридра кивнула:
– Занятные были книжки, правда?
– Еще бы! – сказал Рон, разводя колени в стороны. – Да я их, наверное, все перечитал. Какой он был? Похож немножко на Комету?
– Вообще-то, Джо поначалу был списан с Фобо. Фобо ввязывался в очередную заварушку, я нервничала, а Мюэлс садился за новую повесть.
– То есть это все было на самом деле?
Она покачала головой:
– В основном это фантазии насчет того, что могло бы случиться. Или того, чего мы опасались, но что не случилось. Сам-то Мюэлс? В книжках он всегда в роли компьютера. Смуглый, темноволосый, углубленный в себя, он был человек невероятно терпеливый и невероятно добрый. Это он научил меня всему, что я знаю о предложениях и абзацах (ты знаешь, что в книжках эмоциональная единица – это абзац?), показал, как отделять то, что говоришь прямо, от того, что подразумеваешь, и когда выбирать одно, а когда – другое. – Она помолчала. – Давал мне рукопись и говорил: «Что со словами не так?» И у меня никогда не возникало никаких замечаний, кроме того, что их бывало многовато. Когда Фобо погиб, я впервые всерьез занялась поэзией. Мюэлс мне всегда говорил, что, если постараюсь, из меня может получиться большой поэт: с таким-то фундаментом. Мне надо было уйти во что-то с головой, потому что без Фобо… Ну ты понимаешь. А примерно через четыре месяца у Мюэлса обнаружили Колдер. Ни тот ни другой не увидели мою первую книгу, хотя большинство стихотворений раньше видели. Может, Мюэлс еще прочитает… Может, даже напишет еще о приключениях Кометы. Пойдет в Морг, вызовет мою структуру мышления и спросит: «Ну? Что со словами не так?» Сколько, сколько всего я тогда смогу посоветовать! Только сознания моего уже не будет…
Она почувствовала, как на нее накатывают опасные эмоции. Ничего, пускай. Эмоции – хоть опасные, хоть нет – ее уже три года как не пугали.
– Сколько всего…
Рон теперь сидел по-турецки, положив кисти на колени.
– «Звезда Империи», Джо Комета… Так здорово было с ними возиться! Просиживали всю ночь за кофе, обсуждали, спорили, вместе держали корректуру, в магазинах, пока никто не видит, выставляли их на полке в первый ряд.
– Я так тоже делал. Просто потому, что они мне нравились.
– Здорово было даже спорить, кто будет спать посередине.
Словно по команде, Рон снова сжался в комок, обхватил колени руками, вдавил в них подбородок.
– У меня, по крайней мере,