Было время, когда она всего только и хотела что быть Дианой и владеть «Стрелой Дианы»; когда у нее душа болела за Идрис и за шанс быть самой собой в родном краю Сумеречных охотников. Теперь ее снедала тревога, которой в той, прошлой жизни места не было. Ей стало тесно в прежних надеждах, словно в платье, из которого она уже выросла. Возможно, и из мечты тоже можно вырасти, когда у тебя расширяются горизонты.
Тук-тук. Не успел стихнуть стук, как Диана уже подлетела к окну, подняла раму и выглянула наружу. Гвин парил на уровне глаз; его серый в яблоках конь сиял в свете демонских башен. Шлем висел на ремне у скакуна на шее; на спине седока – могучий меч с рукоятью, потемневшей за годы работы.
– Я не мог прийти раньше, – сказал он. – Увидел сегодня дым в городе и смотрел из-за облаков. Пойдешь со мной туда, где безопасно?
Диана полезла из окна, даже не дослушав вопрос. Сидеть перед ним на спине лошади было так знакомо, как и быть в кольце его огромных рук. Она была высокой женщиной, и мало что на свете могло заставить ее почувствовать себя маленькой и хрупкой, но Гвину это удалось. Ну, что ж, по крайней мере, новое ощущение.
Они летели над городом, над стеной, над Нетленными полями… Диана отпустила мысли блуждать. Погребальные костры прогорели до пепла, оставив на траве зловещие серые, словно выбеленные круги. Глаза у нее защипало, и она поспешила отвернуться к лесу. Зеленые деревья плавно приближались и вот уже потянулись внизу, продернутые серебром рек; там и сям по границе лесов высились каменные усадьбы.
Диана думала об Эмме и Джулиане, о потрясении и одиночестве на лице у Эммы при вести, что им придется остаться в Идрисе, – и о пустоте на лице Джулиана. О да, она прекрасно знала, какую пустоту может причинить шок. Она и у Тая видела такую – глубокое безмолвие и недвижность внутри, из-за боли столь великой, что никакими рыданиями, никакими слезами до нее не достучаться, не избыть, не выплеснуть. Она помнила, как потеряла Арию, как валялась на полу домика Катарины, корчась и извиваясь, словно это могло выгнать наружу муку и тоску по сестре.
– Мы на месте.
Гвин приземлился на полянке – она ее помнила, – спешился и протянул руки, чтобы помочь ей спуститься.
Диана погладила коня по шее, и тот ткнулся ей в ладонь мягким носом.
– У него есть имя?
– Имя? – не понял Гвин.
– Я буду звать его Орионом, – Диана соскользнула на землю и села.
Трава пружинила под ногами, воздух пах сосной и цветами. Она оперлась на руки, и напряжение, кажется, согласилось, наконец, покинуть тело.
– Мне нравится. Нравится, что это ты дала коню имя.
Гвин сел напротив, озабоченно нахмурившись. Несмотря на огромные ручищи и глыбу тела, сейчас он выглядел беспомощным.
– Я знаю, что случилось, – сказал он. – Когда