Мари еще больше уделяла времени рисованию. На ее картинах чуть изменились краски. Цвета стали менее яркими, но картины сделались гораздо более выразительны. Бертольд предложил одну из акварелей повесить у себя в кабинете. Она выбрала картину с эдельвейсом, долго подбирала место с наилучшим освещением и вообще казалась опять прежней Мари. Бертольд почувствовал облегчение. Конечно, вначале все было тяжело, но теперь, слава Богу, все позади. Мари, резко повзрослевшая за последние полгода, в свои четырнадцать лет превратилась из подростка в юную фрейлину. Пожалуй, она была немного худа и бледна, но, в общем, выглядела очень привлекательной. Он вдруг вспомнил, что обещал отправить дочь на пасхальные каникулы в Вену. Мари подтвердила, что хотела бы съездить к бабушке и дедушке и спросила, может ли ее сопровождать Лизхен.
– Да, конечно – ответил Бертольд, внутренне сожалея, что в праздники Мари не будет дома.
И он решил приурочить свои дела в Вене к дням, когда планировалась поездка дочери. У него были достаточно хорошие отношения с бывшими тестем и тещей, он всегда с удовольствием наносил им визиты. Они не виделись после его свадьбы, но он не испытал никакого дискомфорта по поводу женитьбы. Родители Мадлен много раз говорили Бертольду, что ему надо устраивать свою судьбу и не надо оставаться так долго одному. Так ведь и произошло: он женился, счастлив с Магдой. Но когда он переступил порог венского дома и увидел взгляд Мадлен, устремленный на него с портрета, висевшего на стене, что-то внутри защемило так сильно, что он еле удержался на ногах. Хорошо, что в это время все были заняты Мари, и никто не обратил на него внимания. Их ждал праздничный ужин, за которым Бертольд не знал, как себя вести. До женитьбы