Юра о чем-то философствовал, сидя в бассейне, а мне было не до высоких материй. Голова кружилась от вина и серной лавы.
Сторож принес нам простыни, мы укутались в них, надели деревянные шлепанцы и уселись в предбаннике, словно древние римляне в тогах и сандалиях.
Юра все продолжал рассуждать, а Белла с Милой купались. Затем они завернулись в простыни. Мы блаженно курили.
Расплатившись со сторожем, я тронул машину и умудрился попасть задним колесом в откуда-то возникшую яму. Юра, Белла, Мила вышли из машины, стали подталкивать, а я нажимал на газ. Старались мы, вернее, шумели не напрасно. Из дворов высыпали заспанные мужчины и без всяких упреков дружно вытащили машину из колдобины. Юра полез в карман за деньгами, но Мила предупредила его бестактность: «Люди из добрых побуждений помогли нам, не обижай их деньгами». Тогда Юра подарил десятку сторожу. Я вспомнил, как Белла украдкой бросила деньги мальчику, торгующему цветами на мцхетской дороге.
Хашную еще не открыли, но рядом с ней стояла крохотная пекарня с тонэ – врытой в землю печью. Мы уселись на мешки с мукой, и какой-то старичок предложил достать чачу, виноградную водку. Пекарь нырнул в пылающую утробу тонэ, только ноги мелькали над землей, бросил на мешок перед нами тонкий горячий хлеб. Мы произносили напыщенные тосты, Белла читала стихи. А у дверей хашной уже собирался разный люд.
…Вы, пекари райской преисподней, где всю ночь сотворяется хлеб, мне жаль, что мой перевод «Мери» много несовершенее горячего хлеба, вознаградившего меня за этот труд… (Белла Ахмадулина)
Вскоре мы перекочевали в хашную. И погрузились в священнодействие – ели хаши. И тут негромко, но внятно Белла начала читать свои переводы Галактиона.
В Грузии не принято называть этого истинного народного поэта по фамилии – Табидзе, просто Галактион, понятно и близко сердцу.
Юре хаши не очень понравились («луковый суп в Париже был вкуснее»), но он добросовестно выполнял ритуал.
За соседним столиком громко поспорили хмельные люди. Один из них взял бутылку водки и преподнес нам со словами: «В благодарность за Галактиона». Но второй сказал с усмешкой: «Я тоже что-то умею». Он поставил на пол бутылку с лимонадом и легким щелчком ноги отбил пробку. Тут во мне заиграла кровь. Заказав десять бутылок лимонаду, я расставил их на полу и жестом пригласил умельца повторить коронный номер. Гордо оглядывая хашную, он лихо отбивал пробки носком ботинка…
Мы вышли на улицу. Глядим, старичок, что принес нам чачу, обнимает дерево и шепчет какие-то слова. Юра тоже обнял дерево и, раскачиваясь, забубнил: «Невероятно, невероятно, невероятно, не описать…»
У машины нас поджидал милиционер. Оказывается, я поставил ее под самым знаком запрета. Спор с милиционером не привел ни к чему, тогда я заявил ему: «Думаешь, если ты толще меня, то и умнее?» Но и этот аргумент не помог.
Д.