И силой наделён необычайной,
Жил на горе, где снег одел вершину,
Да что-то зачастил спускаться вниз.
И был прискорбен миг и час неровен
Для тех, кто с горем встретился случайно
В окрестностях, опустошённых свином,
И в городе с названием Псофис.
Свирепствуя, пролил немало крови
Страшенный вепрь, невиданный веками,
Живущий злодеяньем неприкрытым,
Не ведая и сам, за что карал.
Не разбираясь, люди иль коровы,
Всех убивал огромными клыками,
И, наступив литым своим копытом,
Рвал на куски и тут же пожирал.
Гора, где обитал кабан-убийца,
Издревле называлась Эриманфом.
«Не близок путь… Нелёгкая дорога…
Придётся отдохнуть на полпути.
И ничего со мною не случится!
А если доведётся быть приманкой,
Так пусть кабан потужит, что до срока
Дремавшего Таната разбудил».
Спешил Геракл своим широким шагом
Преодолеть глухое расстоянье —
Дорогой, что была пуста и гола,
Без спутника не весело идти!
Сбежал в низину и пошёл оврагом,
Где камни улеглись, как изваянья.
«Не навестить ли мне кентавра Фола,
Тем более, что это по пути!»
Кентавр с почётом принял сына Зевса:
– Входи, Геракл! Твой лик дарует радость!
Забыл меня!..
– Не может быть забытым,
Кто мудростью великой наделён!
– Я думал о тебе. Куда ты делся,
Как только зрелость вытеснила младость?
Кентавр от счастья волю дал копытам,
На гостя глядя с четырёх сторон.
– Мы в честь твою сегодня пир устроим
(Явился ты – и это ль не причина?),
Хорошей дружбе не помеха время,
Хоть в небе, хоть в пещере у меня!..
А коль уж пир, так быть ему горою
Главою с эриманфскую вершину!..
Венками из плюща украсив темя,
Расположились прямо у огня.
Хозяин притащил сосуд огромный,
Чтобы получше угостить героя,
И разнеслось по всем другим пещерам
Благоуханье дивного вина.
Кентавры злились (мол, не слишком скромный!),
Собрата своего за дерзость кроя,
Копытами стучали, зубы щеря,
Боясь, что Фол осушит всё до дна.
Вино являлось общим достояньем —
Принадлежало всем, не только Фолу.
И вот кентавры бросились к жилищу,
Мудрейшему расправою грозя.
Геракл, вскочивший с ложа возлежанья,
Не опустил от страха руки долу,
Он, головни хватая из кострища,
Бросал на них, пугая и разя.
А те, чтобы избегнуть наказанья,
Назад бежали, проклиная Фола,
И стрелы, что напитанные ядом
Лернейской гидры, настигали их.
И было страшным это истязанье,
Похожее на праздник произвола,
И Фол в молчанье провожал их взглядом,
Жалея