Здесь для южанина было нестерпимо холодно. Это раздражало, как и меховая накидка, без которой не удавалось согреться, а плечи от меха противно зудели. Еще и рубашка сбивалась складками на полуголых руках, не привыкших скрываться под одеждой, а противные мурашки от холода бегали по коже и пробирались в сапоги. Но больше всего злила невозможность уехать отсюда сквозь снежную бурю.
Окна трактира были закрыты и плотно заколочены изнутри. Заколочена была и дверь, но все равно дрожала в такт свисту ветра. Эеншард знал, что там, за дверью непроглядная белая пелена из снежных вихрей с кусочками льда. Знал, что ветер там невыносим. От здешнего холода его и без того грубые руки покрылись трещинами, но это было меньшим из всего, что могло его волновать.
− Хватит пить, − сказал он уже, очевидно, самому себе, переворачивая кружку дном кверху.
− Так делать же больше нечего, − прошептал молодой человек рядом.
− Только пить и трахаться, − тихо усмехнулся второй.
− Да трахаться тоже не с кем, и холодно к тому же. Как тут люди вообще рождаются?
− Понятия не имею, − фыркнул Эеншард. − У меня здесь скоро яйца отмерзнут.
− Не могли бы вы не выражаться? – внезапно спросил строгий женский голос где-то совсем рядом.
− Чего? – не понял Эеншард, глядя на источник внезапной реплики.
Голос его звучал грозно, как и всегда. Можно было подумать, что он способен убить за это короткое замечание, но в действительности мужчина искренне не понимал, чего от него хотят. Он был убежден, что не сказал ничего неприличного и теперь с большим трудом уставился на девушку, сидевшую за столиком рядом.
− Я прошу вас, господа, не выражаться, хотя бы во время моей трапезы, − невозмутимо проговорила молодая особа, манерно отрезая кусочек оленины.
Она была красива. Можно даже сказать − безупречна. Сначала Эеншард заметил ее руки с длинными изящными пальцами и кожу белую как снег. Затем он оценил ее всю: фигуру с тонкой талией и пышной грудью, полностью скрытой платьем, длинные ноги, силуэт которых читался под шерстяной тканью. То, что он мог лишь вообразить прелесть ее наготы, почему-то сильно волновало пьяный, одурманенный бездельем разум. Эеншард невольно облизал губы и только затем взглянул на ее лицо, окончательно переставая понимать происходящее. То ли он был смертельно пьян, то ли уже умер, но перед ним была совершенная женщина. Снежная дева с мягкими чертами лица, с ресницами светлыми, но огромными, взмывающими словно пушинки, с волосами белыми, длинной косой, опускавшейся к самому полу, и глазами пронзительно синими, такими, что от них невозможно было отвести взгляд.
Она смотрела прямо на него и спрашивала все так же строго:
− Вы выполните мою просьбу?
Эеншард бестолково кивнул, все еще не понимая, что вообще сказал не так, и отвернулся.
«Надо действительно перестать пить, − решил он, хмурясь, − а то мне мерещится всякая невидаль».
Обычно он не пил так много. Мог, конечно, выпить, особенно в честь победы. Захваченные города должны были греть его ромом и хорошей женщиной, но пить третий день – это действительно слишком, потому Эеншард покинул зал, ушел к себе и просто окунул голову в бочку с ледяной водой. Только он никак не ожидал, что ледяная вода на севере сильно отличается от ледяной воды на юге. От рухнувшего на него холода зазвенело в ушах и свело челюсть, но он сосчитал до десяти, прежде чем вынырнуть и мотануть гривой длинных черных волос.
Возможно, это было жестоко. По телу сразу прошел озноб, но главного он добился – опьянение исчезло. Разум стал кристально чистым и из тумана забвения вспыли все тревоги, связанные с задержкой. Главнокомандующему армии никак нельзя застревать в чужой стране, только бурю это явно не волновало. На вражескую армию она никак не походила, потому Эеншард не мог с ней бороться, оставалось только ждать, когда она утихнет и позволит покинуть трактир.
Размышляя о собственной беспомощности против стихии, он снова вышел в коридор, спешно убирая с лица мокрые волосы и машинально почесывая шею, и тут же замер. Его пьяное видение – безупречная снежная дева – проплыла мимо по широкому коридору. Она, вопреки всем его ожиданиям, оказалась реальной женщиной и без дурмана казалась ему еще прекрасней в своем платье, расшитом жемчугом.
Такое сокровище он не мог упустить. Такая женщина просто должна была принадлежать ему, покориться, как очередная захваченная крепость, потому что никого и никогда прежде он так не желал.
Сократив расстояние между ними в два спешных шага, Эеншард властно привлек девушку к себе, довольно однозначно упираясь пальцем в выступающую косточку ее таза.
− Скажи мне, дитя севера, как так вышло, что буря за окном третий день, а я вижу тебя впервые? – спросил он, заглядывая в синие глаза.
Девушка гордо посмотрела на него, но вместо ответа вцепилась в его руку, отрывая ее от своего тела.
−