Но сейчас они были совершенно разорены, страшно пострадав от войны. Прежде всего оттого, что война закрыла им пути кочевья.
Раньше они зимою гнали скот в Месопотамию, а летом переходили в горы от жары.
Война закрыла пути. Часть стад осталась в долинах и гибла от жары, часть – пропала в горах.
Кроме того, русские пришли в Курдистан с ненавистью к курдам, унаследованной от армян, ненавистью, у армян понятной177.
Формула «курд – враг» лишала мирных курдов, и даже детей, покровительства законов войны.
Генерал, взявший Соложбулак (забыл его имя), гордо называл себя: «такой-то истребитель курдов».
При всей своей храбрости курды не могли оказывать сопротивления нам. Они все еще не живут племенами даже, а кланами, разобщенными между собой.
После Февральской революции среди курдов было большое движение в сторону соглашения между свободными курдами и свободной Россией. Происходили большие сходбища, и были посланы к нам люди для переговоров.
Посланные вернулись, говоря: «Русские свободны, но свободу они понимают по-русски».
Я знаю, как жестоки курды, но Восток вообще жесток. Лет 30 тому назад около Джеламерка айсоры сняли кожу с нескольких англичан, раздраживших их неосторожным списыванием надписей. А курдов я видел не в то время, когда они резали персов и засовывали отрубленные половые части в рот убитого врага, а в то время, когда их рассеянно – от скуки – убивали тоскующие русские. Курды умирали с голоду и ели уголь и глину вокруг Соложбулака, когда-то цветущего.
Так же бедствовали курды в долинах Мергевара и Тевгевара.
Впрочем, совсем не так, – из этой долины, в которой когда-то жило богатое племя, имевшее там 200 000 баранов и тысяч 40 крупного скота, жители были изгнаны. Здесь стояли забайкальские казаки. Назвали их в армейском комитете «желтой опасностью» не только за желтые лампасы. Широколицые, крепко-смуглые, на маленьких лошаденках, способных есть буквально корни, забайкальцы были храбры и жестоки, как гунны.
Впрочем, я думаю, не зная точно гуннов, что жестокость забайкальцев была более задумчивая.
Один перс говорил мне: «Когда они рубят, они, по всей вероятности, не думают, что рубят, а считают, что они хлещут».
В непоколебимости забайкальцев мне пришлось убедиться.
Я приезжал в Гердык, наш пост в Мергеваре.
Широкая долина. На пригорке – разрушенное курдское укрепление. Рядом пни, много пней. С горы падает водопад высоко-высоко, разбиваясь в пыль.
С другой стороны долины из горы бьет струя воды, толщиной в обхват. Безлюдье и тишина. Ночью