– Там никого нет, – сказала мама. – Это просто реклама, Кика. Чтобы мы тоже пошли и взвесились.
– Так давай взвесимся, – сказала Ульяна. – Ну мама! Мне хочется! Ты же сама говоришь, что я выросла.
– Ладно, – сказала мама.
У нее был удивленный вид.
Ульяна спросила:
– А почему ты удивляешься?
– Потому что ты раньше никогда этого не хотела.
– Ну, – сказала Ульяна, но продолжать не стала.
Она сняла на коврике обувь и встала на весы. Сверху плавно опустился измеритель роста, затем внутри весов щелкнуло. В этот момент кто-то незримый проговорил еле слышно:
– Привет, Кика…
А затем, заглушая этот шепот, зазвучал механический голос – на весь парк:
– Ваш рост – сто двенадцать сантиметров. Ваш вес…
Невидимка тихо тронул девочку за локоть, другая рука коснулась ее пальцев. Она явственно почувствовала, как бородка щекочет ей ухо.
– Здравствуй, Ульяна…
– Здравствуй, Кика…
– Ты не есть кикимор, ты гораздо лучший…
– Мы искать ключик… Мы его еще не найти…
– Мы делать другой ключик… Мы посылать запрос в Швайц…
– Ай! – сказала Ульяна, подпрыгивая на весах. – Щекотно!
– Вы немножко слишком худой, – бесстрастно сообщил механический голос.
– Я так и знала, – сказала мама. – Шкилетина. Слезай с весов. Теперь весь парк знает, что я морила тебя голодом.
Ульяна спустилась на коврик и обулась. Невидимые карлики уже ушли, но у девочки до сих пор бегали щекотки по бокам и ладоням. Она улыбалась и ежилась.
Дым родного очага
Возле самой станции метро, перегораживая подходы к ней, стоял саксофонист. Он был чуть пьян, но развязен совершенно несообразно своему состоянию. Сидевший поблизости, на парапете подземного перехода, старик-бомж поглядывал на него с осуждением.
Вполне приличный саксофон был прилеплен к его рту, как мятая «беломорина», и обращался музыкант с ним соответственно: дул, как ни попадя, отчего и самый инструмент выглядел замусоленным и мятым, сходно со своим хозяином.
Музыки не получалось, но саксофониста это не смущало. Обрывая тему на любой ноте, он набрасывался на прохожих и требовал с них денег. Те брезгливо шарахались и некоторые откупались монеткой, что вызывало у получившего презрение:
– Что, бумажку дать было нельзя?
Женщина, проходившая мимо под руку с мужем, гордо, громко проговорила:
– Я подаю только тем, кто мне нравится!
Саксофонист закричал:
– Нужна ты мне! Больно ты мне нравишься!
Женщина и бровью не повела. Она хорошо знала, что нравится своему мужу. Ее не интересовал какой-то там мятый саксофонист.
– Он монстр, – сказал ее муж. – Измельчавший орк, который явился сюда топтать музыку.
При упоминании о монстрах старик-бомж чуть шевельнулся, двинул бровью