– Согласен: цинизм! – слегка повысил голос Чебаков. – Но политика без цинизма не бывает. Наверху, между прочим, сидят не самые глупые головы и просчитывают, в каком случае выигрыш больше и потерь меньше, а в каком наоборот. А теперь давай с этих позиций глянем на сорок первый, – продолжал плести свою нить генерал, будто с кафедры военной истории, которой некогда заведовал в академии. – Что армия к тому времени у нас тоже была не на высоте, Сталин знал: финская война показала. Если бы Жуков проиграл японцам на Халхин-Голе, прозрение наступило бы раньше почти на год, но вряд ли что изменило. Зато Жукова мы бы потеряли. Более того, скажу тебе: победа Жукова над непобедимыми японцами сыграла с нашим Генштабом и Наркоматом обороны злую шутку: мол, если япошек, то каких-то там финнов шапками закидаем. Сталин, между прочим, в то время в военных делах разбирался слабо, верил своим генералам, а те очень любили пустить пыль ему в глаза – как у нас всегда водилось и водится до сих пор. Да. Лишь к концу сорок третьего года Сталин кое-чему научился. Как и многие будущие маршалы. Если глянуть с нынешних позиций, то договор с Гитлером и так называемый «пакт Риббентроп – Молотов» в тридцать девятом году говорят о том, что Сталин боялся начинать войну с Гитлером, заигрывал с ним, делал все, чтобы войну как-нибудь оттянуть. Иногда и такое допускал, что теперь нам кажется первостатейной глупостью…
Тут кто-то перебил Чебакова, предложив тост за то, чтобы Волгограду вернули имя Сталина, на Лубянку – памятник Дзержинскому. И что-то там еще.
Выпили и за это.
Потом языки развязались, заговорили о том, что как же так: в Свердловской области, например, поставили памятник расстрелянной там по приказу того же Свердлова царской семье, то есть поставили на один постамент палача и жертву, и все довольны, будто так и должно быть. Или те же города Рошаль, Ногинск! Или тот же Бауман… Кто такой этот Бауман? Чем таким прославился? Самый настоящий провокатор. Всех переименовали, а этих оставили. Почему? А потому что… сами знаете, почему.
И много еще чего было сказано – всего и не упомнишь. Да и нет нужды. Однако все эти передряги настроение Чебакову испортили. И теперь, когда генерал ехал на свою дачу, где давно уже хозяйничает его внук, и где его ждут родственники и кто-то там еще, он все еще переживал перевыборы, свое ненужное и даже вредное откровение с адмиралом, и чувствовал себя таким уставшим, что ему ничего не хотелось, а если чего и хотелось, так это понять, что сегодня произошло и чем оно отзовется в будущем. Но не в смысле каких-то преследований со стороны властей: они этих невинных проказ, к счастью, не замечают – или делают вид, что не замечают, – а раньше бы… а в смысле некоего несоответствия между речами и действительностью. Однако о таких вещах можно размышлять только на свежую голову. Но что тут поделаешь? Не бежать же куда глаза глядят от собственных мыслей. От действительности не убежишь.
Глава 8
Два