Иван раскрыл небольшую металлическую коробочку, потертые бока которой еще сохранили кое-где яркие краски, понюхал содержимое, а потом насыпал в стаканы по щепотке черных крошек. На его лице явственно проступало выражение блаженства. Потом, взяв чайник, из носика которого все еще поднимался парок, Зорин медленно стал наливать воду, которая стекала по ложке. Высушенные лепестки диковинного чая тут же рванулись вверх. Вода подхватила их, заиграла, словно ветер, гонявший когда-то палую листву по газону… Зорин-старший тряхнул головой. Картины давно ушедшего мира все еще жили в его памяти.
Кирилл дочистил оружие, собрал автомат и поставил его к изголовью своей раскладушки.
– Вот! – сказал он, изображая радость, в то время как внутри весь дрожал от желания и страха спросить про Ирину. – Профилактика окончена! Давай, попробую твой суперчай.
– Оцени, оцени, – ответил отец, лукаво улыбаясь. – Это еще не все! Мы там и конфеты нашли. Я их в детский сад отослал, но вот, не удержался, тебе взял попробовать. Ты уж и вкус конфетный небось забыл?
– И где же ты все это нашел? – непослушными губами произнес Кирилл.
– В комнате у девчонки ихней, когда арестовывал. Еле успел, а то тоже бы улизнула.
– Ирина? – Промасленная ветошь, которой юноша протирал автомат выпала из рук. – Ирину все-таки схватили?
– Да, – Иван поставил стакан на тумбочку и, нагнувшись, стал подбирать с пола масляные тряпки. – Скоро мы над ней такой показательный суд устроим…
– Суд?! – Кирилл не верил собственным ушам.
– Суд, – отец бросил ветошь в ящик под столом. – А потом – казнь… Лыков еще крепко пожалеет, что убежал, позабыв о совести коммуниста.
– Казнь… – прошептал Зорин-младший.
Тело его вмиг обмякло, а нахлынувшие мысли с трудом выстраивались в связную цепочку. «Суд… Казнь. Но это же означает смерть… Бред какой-то! Мы не можем поступить так с девушкой. Мы же хорошие… мы – освободители… за мирную жизнь… за правое дело… Чем она могла провиниться перед нашим правительством? Что такого нужно было сделать? Что сотворить?!»
Кирилл знал Ирину Лыкову с самого детства. Они были ровесниками и ходили в один и тот же класс школы, устроенной на Красносельской. Детей, а тем более девочек, было немного, а таких, как дочка партсекретаря, вообще ни одной. Зорин смотрел на нее издали, как на волшебное видение, не решаясь приблизиться или заговорить… Просто повсюду ходил следом и молчал, боясь и мечтая обратить на себя внимание