Айзека я пригласил сам, но не потому, что мне надоело одиночество, а потому, что хотелось сделать маленькую безобидную глупость. Я люблю делать глупости иногда, делать вещи, совершенно не имеющие смысла – это расслабляет лучше, чем вино, женщины, купания в лагуне или лазание по отвесным скалам.
Шум дождя мешает говорить, но это иллюзия – он нисколько не смешивается со звуком человеческого голоса; этот грохот мешает так же, как абсолютная, звонкая тишина – просто не хочется прерывать величественную однообразную фугу природы.
Я нарушаю молчание самым примитивным вопросом, который только могу придумать.
– Вам нравится на острове?
Он отвечает. Я смотрю на движение его губ; я всегда смотрю на губы человека, когда он говорит. Линия губ выдает тебя с головой, а вот глаза умеют и притворяться, и обманывать. Айзек рассказывает о себе и о своей компании. Их восемь человек, пожалуй все, как на подбор, неприятные типы, которых лучше не задевать. Но нам придется жить рядом. Сегодня они разбили свой лагерь невдалеке от моего пляжа. В таких случаях лучше делать первый шаг самому, чтобы самому диктовать стиль отношений.
Александр приносит еще бутылку и наливает два стакана, потом он садится рядом и слушает наш разговор без особого желания говорить самому.
У меня тоже нет желания говорить. Я слушаю, изредка направляя нашу беседу вопросами, когда она начинает блуждать или спотыкаться от усталости.
– Это значит, вы здесь до конца сезона?
– Если повезет. Я покатался сегодня по острову и не нашел ни одного красивого лица. Что, все ваши женщины уроды?
– Нет, не наши, – я говорю с наивной гордостью аборигена, – здешних жителей совсем немного. Уроды – это те, кто приезжает.
Айзек смеется. Он еще и глуп вдобавок – он бы не понял моего намека, даже если бы и не выпил почти бутылку. Иметь дело с глупым негодяем гораздо приятнее. Достаточно лишь соблюдать стандартные правила безопасности.
Но именно о правилах безопасности я и забываю:
– А как вам нравится это лицо? – я протягиваю лист с портретом женщины,