– Сынуля, ты не хочешь сегодня самостоятельно провести день? – спросила мама. – Я имею ввиду, что ты не хочешь погулять по городу, рынку, музеям?..
– Нет, – ответил я. Мне не хотелось никуда идти, но, увидев в глазах мамы некое разочарование, я решил, что нужно пройтись. – То есть да, я согласен, – улыбнулся я. Мама тоже улыбнулась.
Мне это было важно по двум причинам: первая – я не хотел видеть маму грустной в последний день, а вторая – можно и прогуляться, если сегодня вечером летим в Москву, а с завтрашнего дня начинаем жить без издёвок со стороны мамы.
* * *
Опущу свои прогулки, ибо они закончились тем, что я вышел с гостиницы, дошёл до ближайшего сквера и сел на лавочку.
Я ждал, пока часы покажут полпятого: за полтора часа мы точно успели бы приехать в аэропорт и сесть в самолёт.
Для меня сидеть на лавочке семь часов – одно удовольствие. Я никуда не спешил, и лавочка никуда не спешила, а когда время пришло, то я направился в гостиницу.
Ко мне сразу же подошла женщина-администратор, которая вручила мне конверт. Мне было приятно. Я рванул к себе в номер, чтобы вскрыть его и прочитать.
Когда я это сделал, то лучше бы я этого не делал.
Вы не представляете, в какую жопу я попал!
Эти необычные существа, которых я называл родителями, оставили меня одного в Африке.
Мама написала, что это было нелегко сделать, и что папа все дни сидел в баре, потому что впервые в жизни ему пришлось поддержать маму в чём-то сложном как для папы, так и для мамы. Они просто взяли и свалили со страны, с континента, оставив меня одного в Найроби.
Мама всячески извинялась за это. Она сказала, что это было самым тяжёлым решением в её жизни, и что она по мне будет скучать, хотя непонятно зачем тогда было оставлять меня здесь…
А нет, понятно…
Мама написала, что она оставила меня из-за того, что я веду себя как Даун, что я делаю не то, что нужно делать мужчинам в 26 лет. Приятно, что она считает меня мужчиной, хоть и Дауном, но мужчиной. Буду называть себя муждауном… хотя нет, не буду.
А ещё мама пишет про работу. Вот здесь уже интересно, потому что я у неё мудак, который обленился до потери пульса.
Я, конечно, не силён в матах, но мне кажется, что здесь пахнет оскорблениями. Уверен, что мама это писала, находясь в бегемотном бешенстве. Я это знаю, потому что видел пару дней назад бегемота в озере Найвашу, у которого было самое настоящее бешенство… ну, мне так казалось.
Мама пишет, что у меня должен сработать какой-то инстинкт самосохранения, который поменяет мне мозги, и что благодаря этому инстинкту я смогу начать что-то делать в своей жизни и для своей жизни.
Тут она уже загнула, потому что если она считает, что я начну работать, то она глубоко ошибается… и никакой самосохраняемый инстинкт, или как там его, не поможет.
Мама написала письмо аж на двух сторонах бумаги, и мне лень его читать до самого конца, поэтому я высплюсь, а завтра завершу чтение.
Вы спросите: почему я не поехал в аэропорт?
Да, ещё