Впрочем, статьи его я читал, и особого шарлатанства не обнаружил: типа – «О лечении экземы наружным применением препаратов артефакта Е1333/а».
Он был чуть старше нас, пришёл к нам после армии и рабфака. Поэтому среди нас, бывших школьников, он казался стариком.
Атос сразу съехал из общежития и жил за цирком, в съёмной квартире. Хозяйка была москвичка, женщина из тех, про которых говорят: «Сорок пять – баба ягодка опять». Эта женщина сложной судьбы делала ему вполне определённые авансы, но за несколько лет, кажется, так и не растопила его сердце.
Пьянок дома он никогда не устраивал, и я только несколько раз попал в эту квартиру. Однокомнатная квартира в блочном доме – очень чистая. Просто даже вылизанная, с персональным компьютером, который стоил тогда почти как подержанная машина.
Этот компьютер ХТ долгое время был предметом вожделений Портоса. Он готов был отдать десять лет жизни за право поставить его к себе на время, чтобы зазывать наших однокурсниц поиграть в диггера.
Однажды он так достал Атоса, что тот вывернул карманы (денег оказалось неожиданно много) и предложил всё за то только, чтобы не возвращаться к этому вопросу.
Портос устыдился, и больше мы к этому не возвращались.
Портос, впрочем, тоже уже был здесь. Я узнал его по громкому голосу – несмотря на скорбный день, Портос орал на кухне. Он всегда говорил громко, и ему было наплевать, слушают его или нет. Наш друг разговаривал ради собственного удовольствия – ради удовольствия слушать самого себя. Он говорил обо всем, за исключением той самой науки, которую грызли мы вместе. Кажется, получив диплом, он радостно простился с точным знанием и принялся заколачивать деньги.
В отличие от неудачников, что начинали с перепродажи некрупных партий мыла (я ещё застал таких научных сотрудников), он сразу стал работать на крупные корпорации, связанные с медициной.
Жизнь его удалась, хотя веса он не сбросил.
Есть такой тип – жизнерадостного толстяка, пышущего здоровьем.
Вот именно таким и был Портос. Единственно что – одевался он ужасно. Я никак не мог понять этой привычки моих сверстников, что разбогатели в России. Они одевались так, как одевались в Америке сутенёры средней руки. Некоторые из моих сверстников нанимали специальных имиджмейкеров, но это помогло не всем.
Портосу, я знал, не помогло вовсе.
Друг мой Портос сейчас рассказывал о своей бывшей жене – простодушно и искренне, оставляя у всех присутствующих ужасно неловкое ощущение. Видно было, что жену он любил, а она, судя по всему, весь недолгий их брак оставалась подобием пластмассовой короны для ароматизации салона в автомобиле.
Из боковой комнаты вышла Наталья. (Она всё время поправляла тех, кто её так называл, потому что Наталья и Наталия – разные имена. Я думаю, что это для неё превратилось в своего рода спорт. Раз за разом она поправляла и поправляла – в анкетах, статьях и по телефону.)
Наталья-Наталия была не просто главной девушкой нашей