– Теодор?!
– А? – Парень обернулся, моргнул.
– Ты чего это… – Капитан изобразил рукой характерный жест слепого.
– Да так, привычка, – смутился Тед. – Я ж три месяца не видел ни шиша. Вот и привык больше на ощупь полагаться.
– А сейчас ты точно видишь?
– У вас фуражка криво надета, – обиделся пилот. – Я что, совсем идиот – слепым за штурвал садиться?!
Станислав поправил фуражку, смущенно буркнул: «Да я просто пошутил», – и пошел к своей каюте. С порога не удержался, оглянулся – Теодор снова ласкал панель пальцами, словно ища у нее эрогенные зоны.
Этой ночью капитану спалось плохо. Снился то штурм базы на Малых Котиках – с насаженным на арматурину трупом ксеноса-заолтанца, который все не желал сдохнуть (он всегда снился к каким-то неприятностям, хотя уже семнадцать лет с того прошло); то выпадающие зубы (к болезни); то покойная бабушка, сурово грозящая пальцем (связи между ней и будущим Станислав не замечал, но все равно было неприятно).
Дурное настроение более-менее развеялось только после завтрака, когда в центральном иллюминаторе показался яркий желтый шарик.
– Все, прыжков больше не будет! – бодро объявил Теодор. – Отсюда только ровная дорожка, ориентировочно – шесть часов до захода на орбиту.
Планет пока не было видно, ни одной – хотя у здешнего солнца их крутилось пять, Степянка – вторая и единственная земного типа. Пришлось ограничиться выводом модели на главный голографический экран.
За время полета все члены экипажа успели проштудировать библиотеку и обогатиться знаниями о Степянке – точнее, убедились, что обогащаться нечем. Большую часть поверхности занимал океан, в котором бурлила хоть и активная, но крайне первобытная жизнь. Три материка (не считая вечных льдов на полюсах) тоже не впечатляли многообразием и совершенством природы – местные растения годились в пищу для человека только после обработки до полного безвкусия, земные на здешней почве росли плохо и накапливали ядовитые вещества. Животных, пригодных для охоты, на планете не водилось: ни красивого меха, ни дорогих рогов, ни целебных желез, ни обаятельных пушистиков. Изредка, правда, ловцы на Степянку все-таки забредали – любители экзотики не гнушались самыми мерзкими существами вроде змееголовых червей или кальпа-вонючки. Но ловцов было мало, а червей много, так что экология от этих набегов ничуть не страдала. Полезные же ископаемые залегали в таких труднодоступных, глубоких или болотистых местах и в таком мизерном количестве, что впору называть их бесполезными: едва окупят строительство шахт и вывоз добычи.
Короче, ни научной, ни практической, ни эстетической ценности Степянка не представляла. Окажись она