Вскоре вдалеке послышался весёлый галдёж, и на аллее парка показалась процессия пёстро одетых коротышек, которые, по всей видимости, начали возвращаться из Земляничного города. Первым к Пончику подошел Болтун:
– Смотри-ка, что я привез из Земляничного города! – и, запустив руки в карманы, стал доставать оттуда малюсенькие, как песок, семена.
– И я! И у меня! И мы тоже! – наперебой закричали коротышки, окружив Пончика. Тот попытался что-то сказать, но коротышки его и слушать не хотели. Пончик понял, что образумить ему никого не удастся. Он уже было повернулся к автомобилю, чтобы выгрузить оттуда привезённые с собой кулёчки и коробочки, чтобы коротышки упаковали в них семена. Но потом в его голове как будто что-то клацнуло и переключилось, да так внезапно, что Пончик застыл на месте с открытым ртом и приподнятой ногой. Насупившись, он мужественно пережил внутреннюю борьбу убеждённого рекламщика с не менее убеждённым антилунистом, и когда антилунист в нём всё же победил, сказал:
– Ну, уж нет! Пусть уж лучше эти упаковки пропадут пропадом! Вот вам и весь мой сказ!
С этими словами Пончик загрузился в автомобиль, в сердцах громыхнув автомобильной дверцей так, что некоторые коротышки вздрогнули от неожиданности, и уехал восвояси.
Тем временем Укольчик быстрыми шагами входил к себе в больницу, потирая руки в предвкушении медицинского обхода. С тех пор, как в больнице появился настоящий больной, Укольчик настолько увлёкся лечением Незнайки, что забросил научную работу и каждый день играл в футбол с Незнайкой и Болтуном. Только Незнайка и Болтун были футболистами нападающими и вратарями, а Укольчик – судьёй и болельщиком. По этому случаю он даже раздобыл настоящий спортивный свисток, а над табличкой с надписью «Больница» собственноручно приколотил фанерный щит, где огромными разноцветными буквами было написано: «Если хочешь быть здоров – тренируйся!» Кроме того, Укольчику не терпелось рассказать Незнайке обо всем, что произошло в Цветочном городе. Он радостно распахнул двери в палату, где лежал Незнайка и оторопел: палата была пуста. Только оконная занавеска,