МИХАЙЛО. Оно, конечно, можно снизойти. Для культурного человека скидку сделать. Хлопець ты здоровый, с тебя добрый бы работник получився… Так низзя ж работникив иметь. И хозяином тебя ставить тоже низзя: мозги у тебя не такие. Всё дело загубишь. Ну, на шо ты нам здався?..
Тишина застыла после их ухода.
Затулиха пришаркала:
– Не журысь… На свити завжды так було…
С Галей тоже разговор состоялся. Всей семьёй; тут и мать подключилась. Над учителем посмеялись – а Гале пригрозили. Как заклятие прочли.
– Уйдёшь к нему – от тебя откажемся. Без приданого уйдёшь, без наследства оставим. Всю жизнь будешь в тряпках ходить и копейки считать. Наше слово твёрдо!
Первый раз в Галиной жизни так страшно, так по-чужому с ней говорили мама и тато.
Молчала ошеломлённо. Потом разрыдалась, взахлёб.
Её утешили – ласково и искренне.
От печали и в отсутствие уроков и друзей сошёлся ближе Юра с завхозом.
В хате у Никитича – портрет Тараса Шевченко, рушником овитый. По народной традиции.
Старый человек Никитич.
Но – нескучный. Юрку поддразнивает:
– А, Ромео пришёл… Ну, давай по стопцу – и стихи почитаем. Про любов.
Был он до войны кузнецом. В войну в плен попал; вернулся в Кандиевку нескоро… И когда вернулся – кузни его уже не было и силы прежней в руках – тоже.
Обрез имеет и патроны – сосед в тридцатом спрятать попросил. Соседа раскулачили, обрез остался.
– Выбрось, – советует Юрий. – Не ружьё ведь.
– Жалко.
– Выбрось.
– Та какой же я тогда завхоз?..
Тянет к нему Юрку. Чует он в сухощавом этом старике вольность какую-то, весёлую смелость, независимость… Такое что-то, чего у Юрки недостаточно. Или вовсе нет.
О позорной беседе в селе не узнали. Затулиха молчала; Мусиюки – люди деловые, не болтливые.
Но самому ему – невмоготу.
– Никитич… Ну, что делать? Может, украсть её?
Хохотал Никитич от души.
– Ты, хлопче, сам уезжай. Уноси ноги.
– Да-да, я в отпуск пойду… уеду… А вернусь – к тому времени клубника как раз закончится…
Никитич глянул – ничего не сказал. Небрит Юрка, глаза вдаль устремлены и блестят.
Павел Сергеич обрадовался:
– Отпуск? Остаёшься, значит? От молодец! А я думал: три года свои отбудешь – и всё, прощай, школа… Хотя – у тебя ж тут зазноба…
Заявление подписав, до дверей проводил, довольный.
Выходя, столкнулся Юрка с райкомовским инструктором. Тем самым. Приехал он проверить молодёжные бригады. Заодно и в школу: как тут живёт комсомольская организация, как оформлена наглядная агитация, как тут слава отцов, стенды, альбомы.
А ночью, шагая от Никитича, наткнулся на райкомовский «уазик» у мусиюкских ворот.
Гостиницы в Кандиевке не было, приезжие всегда ночевали у кого-то. Но сейчас очень плохо от этого стало Юрке.
Затянулась у инструктора проверка. В райком из сельсовета звонил, командировку продлевал.
И