Поначалу солдаты смеялись, но, осознав тщетность попыток выманить мальчишку с гусями из пруда, рассердились не на шутку.
В одном из солдат Мюллер узнал румына Антонеску. Другой, баварец, как и Ральф, схватил винтовку. Целился в парня, издавал звуки, имитирующие выстрел. Мать Коли, причитая, бросилась к пруду, видимо, пытаясь урезонить сына.
– Уйди, мать, – буркнул Коля.
Пацан не хотел отдавать гусей немцам и оставался в воде – то ли полагая, что таким странным способом сумеет их защитить, то ли решив погибнуть вместе с ними.
Парня вытащили из пруда силой. Он что-то кричал, отбивался. Гусей забрали всех. Явился комендант, от него за десять метров несло шнапсом. Пришел выбранный вчера староста – неприметный человек, при виде которого мать Коли прошептала что-то похожее на «воробей». Коля зло озирался по сторонам. Ральф стоял рядом, мрачно наблюдая за происходящим.
– Расстрелять его, – коротко приказал комендант и, обведя взглядом толпу солдат и жителей деревни, отрывисто бросил: – За сопротивление законной власти. Эй, кто тут… Мюллер! Выполнять!
«Я? – Ральф не поверил своим ушам. – Почему я?»
– Но, герр гауптман, это не по моей части. Простите, это тыловые…
– Молчать, Мюллер! Хочешь, чтобы завтра они у тебя на голове отплясывали свои дикие танцы? Выполнять приказ, а то я тебя сейчас самого пристрелю. Курортники… К окопам его, на холм. Доложить исполнение.
Капитан Грубер, похоже, искренне и самозабвенно ненавидел всех новобранцев, и вдвойне тех, кто из бюргерских семей, да еще прибывших на Восточный фронт прямиком с итальянской Ривьеры.
Видимо, мать Коли поняла, что происходит. Она побледнела и стала медленно оседать на траву. Парнишку толкнули к Ральфу. Мюллер зачем-то передернул затвор, произнес тихо:
– Ком.
В смысле «пошли».
Ральф отметил про себя, что парень держится молодцом. Его била дрожь, но в целом, для человека, которому жить осталось от силы пятнадцать минут, вел себя достойно. А может, это вошедшее в поговорку русское отчаяние? Впрочем, никакое оно на самом деле не русское. Если бы Ральф собрал сейчас в один комок все свои эмоции и мысли, всю свою солдатскую тоску по дому, беспросветную, вызывающую почти физические страдания, обостренные чуждым пейзажем, он и сам бы полез под пули, не сожалея и не тревожась.
Они дошли до яблоневого сада, перебрались через мелкую речушку, поднялись на холм, туда, к окопам, где под ракитами лежали неубранные трупы русских солдат.
Ральф все уже для себя решил. Убивать пацана