В твоем лилово-синем гроте
Своих падений и химер
Курят куреньем приворотным.
Но в пряном воздухе твоем,
Как луч лампады золотистый,
Уж зреет дума об ином,
Священножертвенном и чистом.
Елизавете Михайловне Добровой
Mater dolorosa,
На твоих глазах
Крестной скорби слезы.
А в твоих глазах
Тайны омовенья
Чистою росой,
Тайна пробужденья
Жизни в мир иной.
Дане Андрееву
Я видела крестик твой белый,
И абрис головки твоей,
И взор твой, и робкий и смелый,
В крестовом походе детей.
Ты лилии рвал по дороге,
Следил за игрой облаков,
Но думал, все думал о Боге,
И радостно взял тебя Бог.
А после родился ты в Риме
И жил в нем – художник-поэт.
В истории есть твое имя,
А в сердце храню я твой след.
1920
Москва
К ПОРТРЕТУ НЕИЗВЕСТНОГО[97]
Посвящается Л.И. Шестову и М.В. Шику
Печальной тайною волнующе согреты
Черты двух душ, покинувших меня.
Являет лик безвестного портрета,
Загадочно в себе соединя
Мысль одного, глубинный свет другого —
И общего изгнания пути.
Глядят глаза и мягко и сурово,
В устах застыло горькое «прости».
Таит следы недоболевшей боли
Мучительно приподнятая бровь.
Боренье тяжкое своей и Божьей воли
И отягченная изменою любовь.
Как любит он со мною долгим взглядом
Обмениваться в ночь без отдыха и сна.
И до утра исполненную ядом
Мы чашу пьем. И нет у чаши дна.
1921
Сергиев Посад
СЕСТРЕ А.Г.М.[98]
Должна быть шпага, на которой клянутся.
Твой озаренный бледный лик,
Твой голос, дико вдохновенный,
В пожар души моей проник,
Как перезвон набата медный.
«Должна быть шпага. На клинке
Ее начертаны обеты.
Не здесь. Не в мире. Вдалеке,
В руках у Бога шпага эта».
Как белый саван, облекал
Тебя наряд твой сумасшедший,
И неземным огнем сиял
Твой взор, в безумие ушедший…
Мой дальний друг, моя сестра,
Я эту шпагу отыскала
И знаю, как она остра —
Острей, чем самой смерти жало.
1921
Сергиев Посад
ИЗ ЦИКЛА «ПЕРВОЕ УТРО МИРА»[99]
1. «В первое утро мира…»
В первое утро мира
Слетелись эльфы
На крылах стрекозиных
На песчаный холмик,
Где розовый вереск
Кадил ароматами
Росного ладана.
«Молились вы Богу,
Малютки крылатые?» —
Спросил