Ты – царица белого стада.
Забудь об оврагах глубоких,
Где нога твоя тайно скользила.
О ночах забудь темнооких
И о тех, кого ты любила.
Отдыхая на росистых травах,
Говори с цветами голубыми;
Но молчи про злую правду правых —
Ты, греховная, взнесенная над ними.
XIX
Кругом – одна лазурь. Прозрачен небосклон.
Трепещет речка в искрах золотистых.
Раскинулись ковры подснежников звездистых,
И слышен зябликов задорный перезвон.
Березки белые, как дружные сестрицы,
Лепечут что-то… Трудно их понять!
Высоко надо мной едва-едва видать
Последних журавлей отсталые станицы…
Праматерь смуглая, благослови меня!
Я – сердце, полное терзаний
Неутолимого огня.
Я – блудный сын среди твоих созданий.
Я только блудный сын, – благослови меня!
XX
Вячеславу Иванову
Над пустынными полями видится
В облачках серебристая лествица.
До меня ли Любовь унизится?
Ты ли, Крепкий, грядешь из-за месяца?
Через грудь мою руки скрещаются,
Я вступаю на путь неизведанный, —
И ступени так томно качаются
Под пятой, землистому преданной.
От низин задымились туманы,
Голубые с алыми отливами.
Чей-то смех прозвенел так странно.
Белый образ под черными ивами.
Устоишь ли, воздушная лествица?
Отойдешь ли, чудо недостойному?
Серый зверь притаился у месяца.
В очи смотрит небесному Воину.
XXI
Страстные свечи
Отвращайте свечами страстными
Тучу белую, тяжелую градом.
Призывайте Господне имя:
Смилуйся, Пастырь, над стадом!
Синеалых молний изломы
Плещут крыльями, как гневные птицы.
Прогремят многотрубные громы,
Долу велят склониться.
И презрительно туча минует,
Взыскуя нив не заклятых,
Где сожгли уже свечку страстную
В темных, пугливых хатах.
XXII
Напрасно
Колючей молнией венчанное Чело
Точило кровь с высот… Печальный, тихий дождь
Багрил поля. Сквозь желоба несло
Рубинную струю. И мы взывали: «Вождь!
Божественная жертва! За тобой
Все потечем… Неизреченный час!
Покинем очаги и бледною толпой
Все устремимся на призывный глас!»
Пролился тихий дождь. И огненный закат
На клочьях сизых туч гневливо трепетал,
И сладкий свет надоблачных лампад
Блеснул – и ночь сошла… И каждый засыпал!
А поутру докучный, белый свет,
Как бич, сгонял к заботам и трудам.
И дню угасшему мы говорили: «Нет!
Ты был ли? Нет! Как верить облакам?»
XXIII
Сораспятые
Горькая складка скривила уста.
Кровь