Ватага желтая с оскалом злых клыков,
На бой развернутая стая…
В торговой слободе, по суетным делам,
Тоскующий, я жил, сжигая дни за днями;
Средь жадных прасолов трактирный слушал гам,
Смеясь за водкой и груздями.
Касанья цепких рук, делецкий разговор,
Развинченный орган и этот дым зловонный, —
Весь кем-то для меня придуманный позор, —
Я нес, холодный, непреклонный.
А вечером глядел сквозь потное окно
На небо сизое, на жидкий луч закатный,
На скачку бурых туч, и было мне дано
Раскрыть их символ непонятный.
Они бегут туда, где бурно зло прошло,
Где все ненастьями убито или смято, —
Гиены жадные, – и правят ремесло,
Им предназначенное, – свято.
VII
Порвался мертвый полог забытья:
Внезапный ужас сердце ускоряет.
Виски стучат… – Зачем я здесь? Кто – я?
И чья игра из бездны забытья
Меж этих стен, как кость, меня бросает?
С игральной костью сопряженный дух
Восстал, дивясь… И были непривычны
Тень головы, руки и светлый круг
На потолке. И чуждо резал слух
Гудящий бой часов, как зов иноязычный.
Да, – я летел… Я пережил позор…
Рука у сердца, ослепленный взор,
И стыд пылал, как факел, на ланитах.
Склоню колена… Мягче – на ковер.
И глажу перья крыл моих разбитых.
А там?.. Бессилен мозг. Душа молчит.
Разбились, выпали божественные звенья.
Я перья глажу… Нет, крыло не полетит!
Лишь маятник из глубины стучит,
Да серым пеплом сыплется забвенье.
VIII
Мой хранитель в орлянку играл,
И высоко меня он метал.
Выше гор, и лесов, и озер
Поднимался я, весел и скор.
– Будь орел! – он вскричал и замолк;
А другой усмехнулся, как волк.
Выше гор и озер я летел,
Ярче солнца в лазури горел.
– Выбирай. Обретаешь ты власть
Возлететь, устоять или пасть. —
И я – стал… Размышлял… И стрелой
Падал ниц, повлеченный землей!
И хранитель в смущеньи поник,
Побледнел затуманенный лик.
А другой взял суму, развязал,
Горсть открыл и бездумно мигал.
IX
Когда Господь метнет меня на землю, —
Как кошка блудная о камень мостовой
Ударюсь когтем я и гневный вопль подъемлю;
И, выгибаясь жилистой спиной,
Гляжу к Нему: с улыбкой наблюдает
Мой жалкий вид Господь – и, сумрачен, бреду…
Потом кричу: «Ты прав! Душа моя пылает!
Ты прав!» – кричу в молитвенном бреду.
И смотрит Он. Рука Его подъята,
И я бегу, и на руки Его
Бросаюсь, и ложусь так беззаботно-свято;
И гладит Он меня, лаская: «Каково?»
X
Водопад
О Mort, vieux capitaine, il est temps! levons l’ancre!
Ce pays