Крест установили на высоком холме, позже этот холм будет знать весь мир, этот холм будет внутри у каждого из нас… ЕГО положили на крест, солдат вбил гвозди в ноги и руки ЕГО. ОН был распят. Люди долго не уходили с холма, иные кричали, как бы насмехаясь над НИМ: «Сойди с креста, и уверуем, что ТЫ истинно сын божий». Но ОН не сделал этого, ОН не хотел, чтобы вера была привита чудом, ОН не хотел лишать людей свободы. Именно поэтому во время искушений ОН не обратил камни в хлеба, дабы не повести народ за собой насильно. Именно поэтому ОН и должен был умереть. Умереть, приняв крест на себя. Умереть, дабы воскреснуть, явиться к тем людям, которые верили в НЕГО, подтвердить, что вера их истинна… И ОН воскрес. ОН пришёл в мир людей вновь, чтобы остерегать и направлять их, но никак не управлять ими. ОН пришёл и уже навсегда.
* * *
На огромных часах пробило двенадцать. Ах, двенадцать…! Уже никого нет в парке, он пуст и тёмен. Когда-то, совсем недавно, здесь горели фонари, ныне они горят лишь в богатых районах и крупных городах… Холодает. Всё меньше и меньше появляется людей, многие уже спят, иные быстро, не оглядываясь, проходят через парк, идя в свои скромные жилища, даже стаи голодных псов мечутся по улицам в поисках ночлега. Беззаботен лишь один – Дик. Он уже привык к частым ночам под открытым небом. Привык к ним и Алёша, который уже, наверное, и забыл, как выглядит тёплая мягкая постель, забыл, как выглядят добрые, ждущие его люди. В существовании последних он очень даже сомневался.
Подул холодный ветер, стал разметать листья, собирать последнюю дань с уже давно обедневших голых деревьев. Листья слетали с ветвей, подолгу кружились в воздухе и падали на мокрую грязную землю, всеобщую мать, исколотую и истоптанную. Они заметали бывшую танцплощадку. Когда-то здесь были дискотеки (особенно летом), теперь в этих развалинах живёт Лёша со своим единственным понимающим его существом – Диком. В их доме, маленьком заброшенном сарайчике, раньше размещалась аппаратура для дискотек. Жирные, богатые дяди ходили вокруг, покупая пиво и сигареты своим дамам.
– Какими же они были, наверное, счастливыми, – думал Лёша, он думал и голубыми глазами по-детски смотрел на листья. Как те, будучи резным букетом, ярко-осенней кроной деревьев, падали в грязь и меркли в серости и безликости общего: тоске, грязи, разрухе. – Как они могут, такие красивые, падать на такую грязную землю? Неужели у них такая судьба? Неужели ничего нельзя исправить? – Из глаз Лёши потекли горячие солёные слёзы, они текли по его худым розовым щекам, капая на старую тёмную куртку.
Заскулил Дик. Он будто всем своим собачьим сердцем понимал, как плохо его хозяину. Но одного не мог понять: почему Лёша не может кормить его вкусными косточками, как это делают другие хозяева собак, почему Алёша и он живут в этой конуре с протекающей крышей, почему его хозяин постоянно плачет, почему,