Робби, сидя на полу, мусолил печенье. Он ей не ответил.
– А как же, нравится. – Терри слегка оживилась. – Верно, Робби? Нравится, да.
– Когда он в прошлый раз был в детском саду, Терри?
– Прошлый раз. Вчера.
– Этого не может быть, вчера был понедельник, – заметила Кей. – По понедельникам он не посещает.
– Чего?
– Я задаю вам вопрос про детское учреждение. Сегодня Робби должен быть там. Мне нужно знать, когда он в прошлый раз посещал детский сад.
– Говорю же. Прошлый раз. – Её глаза открылись шире, чем прежде. Голос по-прежнему оставался бесцветным, но в нём назревала враждебность. – Лесбиянка, что ли?
– Нет, – отрезала Кей, строча в блокноте.
– А похожа, – сказала Терри.
Кей продолжала писать.
– Сок, – потребовал Робби, перемазавшийся шоколадной прослойкой.
На этот раз Кей не двинулась с места. Выдержав очередную длительную паузу, Терри кое-как встала и поплелась в коридор. Тогда Кей подалась вперёд и сдвинула крышку жестяной коробки, которую Терри не убрала, садясь в кресло. Содержимое жестянки составляли шприц, неряшливый ком ваты, ржавая ложка и пыльный полиэтиленовый пакет. Под взглядом Робби она плотно закрыла крышку. Терри, позвякав чем-то на кухне, вернулась в комнату с чашкой сока, которую сунула ребёнку.
– На, – сказала Терри, обращаясь скорее к инспектору, нежели к сыну, и решила ещё посидеть.
С первой попытки она угодила только на подлокотник; Кей услышала удар костлявого зада о деревяшку, но Терри, похоже, не чувствовала боли. В конце концов она сумела опуститься на продавленную подушку и уставилась равнодушным, затуманенным взглядом на инспектора социальной службы.
Перед этим посещением Кей прочла досье от корки до корки. Она уже поняла: если в жизни Терри некогда и было что-то стоящее, это всё ушло в чёрную дыру наркомании; она потеряла двоих детей и теперь из последних сил цеплялась за двоих оставшихся; занималась проституцией, чтобы заработать на дозу; была замешана во множестве мелких правонарушений и в сотый раз пыталась пройти реабилитацию…
Но ничего не чувствовала и ни о чём не тревожилась… «В данный момент, – подумала Кей, – она куда счастливей меня».
III
После большой перемены прошёл один урок и начался второй; тут-то Стюарт «Пупс» Уолл и улизнул из школы. На прогул он решился не с бухты-барахты: ещё вчера вечером у него созрела мысль промотать сдвоенный урок информатики. В принципе, промотать можно было любой урок, но получилось так, что его лучший друг Эндрю Прайс (более известный как Арф) был в другой группе по информатике, и Пупс, как ни старался, не мог снизить свою успеваемость, чтобы оказаться там же.
Пупс и Эндрю, видимо, в равной степени отдавали себе отчёт, что в их отношениях уважение в основном имеет однонаправленный характер: от Эндрю к Пупсу; вместе с тем только Пупс сознавал, что нуждается в Эндрю больше, чем нужен ему сам. В последнее время Пупс начал рассматривать эту зависимость как свою слабость, но рассудил