– Что ты пишешь? – спросила Люда.
– Дневник.
– Записываешь события?
– Нет.
– Почитать можно?
– Нельзя. Это не для чтения.
Люда перевернулась и легла на живот, подперев щеки ладонями. Сейчас он видел только ее глаза и волосы над валиком дивана.
– Но о чем это?
– О преступлении. Если бы я совершил что-то очень мерзкое, например, зарезал бы своего друга, или даже тысячу лучших друзей, это бы забылось со временем. Тогда какая разница что именно я делаю?
– Ты что, хочешь зарезать друга?
– Нет, это уже сделали без меня. И кажется я знаю кто. Но я бы достал денег – я жить хочу.
– Заяви в милицию. Впрочем, не нужно. Не стоит мешать людям делать свое дело. Сыграем в карты?
– Я выиграю. Мне ведь до сих пор везет.
Она встала и нагнулась к ящичку, вынула колоду.
Поймала себя на мысли, что совершенно не может сопротивляться его улыбке. Почему мне неприятно это? Да, другие женщины; они тоже не могут не отвечать ему улыбкой.
Приятно иметь такого мужчину, должно быть приятно, но…
– Какая это карта?
Валерий задумался.
– Семерка пик.
– Нет, восьмерка. Но почти угадал. А эта?
Долгий звонок в дверь.
Три человека в форме:
– Здесь находится Валерий Деланю?
– Да.
Старший оттолкнул ее и бесцеремонно вошел. За ним еще двое и понятые. Двое в форме схватили Валерия и вывернули руки.
– Не дергаться! Оружие есть?
Оружия не оказалось.
– Гражданин Деланю Валерий, скрывающийся от правосудия и разыскиваемый по подозрению в убийстве, шесьдесят девятого года рождения, вы арестованы. А это лично от меня – не надо было падать головой об угол, это неосторожно.
Что-то взорвалось в голове и времени больше не стало.
26
Дипломатическая неприкосновенность – привелегия дипломатов и матерых негодяев. Привелегия всех остальных – недипломатическая прикосновенность.
Первую ночь Валерий совершенно не запомнил. От удара плыло в голове. Он ясно увидел усатого милиционерика у входа: милиционерик докурил сигарету до половины и бросил окурок не глядя, окурок пролетел далеко за урной. Внутри был роскошный мраморный холл, возможно, еще со времен Феликса – тогда