Скандал получился грандиозный. Некоторые считали, что Рамзан Якубов вспылил, не справился с собой. Мамед, знавший его, как облупленного, подозревал, что это не так, и Рамзан, ничего не утверждая прямо, все-таки не отрицал, что ударил генерала сознательно. А однажды, когда разговор опять коснулся этой темы, сказал: «Если бы я действительно вспылил, его бы похоронили, а меня посадили. А что разжаловали, так плевать мне на это с высокого дерева. За удовольствие надо платить, а знал бы ты, какой это был кайф!»
Посадить его, тем не менее, могли. Во всяком случае, господин генерал на этом настаивал, упорно расценивая полученный удар кулаком в лицо как террористический акт. Рамзан целый месяц провел под арестом, его затаскали по допросам, но свидетелей того, как все было на самом деле, оказалось предостаточно, и версия о злонамеренном покушении на жизнь военного коменданта рассыпалась раньше, чем успела обрести хоть сколько-нибудь четкие, зримые очертания. Если бы не тупое упорство мстительного военкома, который подключил все свои обширные связи и в своем стремлении стереть драчливого мента в порошок дошел до самой Москвы, Рамзан, вероятнее всего, уже был бы майором. Но из-за поднятого генералом шума спустить дело на тормозах не удалось, и разжалованный в сержанты капитан Якубов сел за руль умирающего от старости «уазика». Первое время он стеснялся приезжать в Балахани в своем новом качестве, но дома его поступок всячески одобряли и даже пытались выступить в его защиту (каковая попытка была пресечена самим Рамзаном, справедливо полагавшим, что землякам ни к чему наживать неприятности с федералами из-за такого пустяка, как капитанские звездочки). Военком торжествовал победу, но радость его была недолгой: очень скоро он заметил, что его больше не зовут в гости, а некоторые просто перестали при встречах подавать ему руку. Какое-то время он держался, а потом все-таки подал в отставку и уехал – куда именно, никто не интересовался.
Таков был Рамзан Якубов – друг, за которого Мамед, не раздумывая, отдал бы жизнь.
У Залины, наконец, кончились деньги, а вместе с ними пропал и интерес к выставленным в магазине товарам. У Мамеда интереса к этому заведению не осталось уже давно: он почти сразу понял, что здесь нет ничего, что хоть на йоту приблизило бы его к цели.
Залина оглянулась на него через плечо, и Мамед едва заметно кивнул: да, уходим отсюда. Ребята в машине, наверное, уже совсем извелись от жары и безделья, а Рамзан при встрече не преминет прочесть целую лекцию по поводу сожженного впустую казенного бензина. Денег за бензин он, конечно, не возьмет, но лекцию прочтет обязательно, и обязательно пару раз обзовет Мамеда упрямым ишаком – впрочем, без злости, потому что понимает: иначе Мамед Джабраилов