Полукровка. Елена Чижова

нашу… А Нина Алексеевна сразу поняла и громко сказала: Таня Арго, тебя спрашивает папа, выйди на минутку и возвращайся – начинаем с польского, – Татка вздохнула, – ну вот, я вышла. А почему он так сказал?

      – Может быть, – Маша дернула ноющей лопаткой и отвела глаза, – может, ты плохо расслышала?

      – Нет, – Татка возразила грустно. – Я расслышала хорошо. А если… – она оглянулась на дверь, – только ты не сердись. Может быть, потому, что я – еврейка?

      Жаркая волна облила спину до поясницы. Маша ответила ясно и твердо:

      – Не болтай глупостей! Чтобы я больше никогда…

      – Нет, – торопливо и испуганно сестренка шла на попятный. – Я и сама знаю, так не бывает, не может быть. Везде, и в школе… Но знаешь, – она опустила голову, – мне кажется, иногда так бывает…

      Татка втянула голову в плечи и затихла.

      Справившись с горячей болью, Маша поджала под себя здоровую ногу. Когда она была маленькой, никто – ни родители, ни брат – не говорил с ней об этом.

      – Вот что, – она склонилась к уху сестры. – Ты уже большая. Я скажу тебе правду, но ты должна поклясться…

      – Ой, конечно, чем хочешь, могу… – Татка завертела головой в поисках достойного предмета, – ну хочешь – папиным здоровьем, нет, а вдруг разболтаю? Давай лучше я своим…

      – Клянись моим, – Маша предложила решительно. – То, о чем ты говоришь, иногда бывает. Но я знаю верный способ. Ты не должна бояться, потому что, если это начнется, я знаю, как спастись.

      Татка смотрела доверчиво и восхищенно:

      – А этот способ, он очень… честный?

      – Очень, – Маша подтвердила мрачно.

      – А папа его знает? – Татка улыбнулась виновато, как будто, упомянув отца, подвергала сомнению слова сестры.

      – Нет, папа не знает, никто не знает. Только я. Ты тоже узнаешь, когда придет время.

      – А ты откуда узнала? – Татка прошептала чуть слышно, но, не дождавшись ответа, не решилась переспросить.

      И все-таки Машина уверенность подействовала. Сбегав за кипятком, потому что чай успел остыть, Татка принялась болтать о классных делах, но Маша слушала невнимательно. Усталость долгого дня наваливалась тяжким бессилием, и, не дослушав, она сказала: