Я молчала. Если бы я рассказала ему причину своей ненависти, то он бы ухохотался до колик, а я выглядела бы еще более жалкой. Все это было подстроено. Кристина, по-дружески со мной болтающая, сразу же обо всем ему доложила. И Герман Керн мимо такого безобразия не мог пройти. Как же можно – плохое слово про небожителя сказать и не сгореть до тла от угрызений совести?
– Ну, что молчишь, Ульяна? – его тон вызывал мороз у меня на спине. – Или ты всерьез думаешь, что пойдешь в отель одетая, если продолжишь молчать?
Я не знала, чего он хочет. Извинений, может быть? Зрителей представления вокруг прибавлялось, многие отчетливо посмеивались – еще не понимая до конца, но предчувствуя шоу от своего любимчика. Извинюсь – и на этом ничего не закончится, только добавлю себе унижения. Убивали не они, а ржущая заливистым смехом Верочка, которой мой позор был побоку, ведь она получила свою порцию абсолютного счастья. И если роль подпевалы добавит ей еще очков, то она способна ржать гораздо звонче, пределов нет. Да и не просто так Герман взял ее в оборот – Кристина наверняка доложила и о высказываниях сестры. Теперь он видит в ней влюбленную в него дуру, так почему бы и не относиться к ней как к влюбленной дуре?
– Что происходит?! – вдруг раздался голос Невского, который озвучил именно тот самый вопрос, который пришел мне в голову первым. – Герман, перестань!
– Юр, я прошу, не сейчас, – ответил ему тот, но на друга даже не взглянул.
– Герман! – повторил Юра.
И, вероятно, не рассчитывая на успех переговоров, просто стянул с себя мокрую футболку, которую только что надел, и шагнул ко мне, протягивая. Я не знаю почему, но этот акт милосердия стал для меня последней каплей. Я почувствовала себя настолько раздавленной, что просто сорвалась с места и побежала, не в силах больше выносить главную роль в этой сцене. У Юры хватило тактичности не кинуться вслед за мной, я была благодарна хотя бы за это.
Время было почти четыре утра. Я старалась держаться ближе к кустам – благо корпус обслуживающего персонала располагался в стороне. Шмыгнула мимо охранника, который только брови успел вскинуть, схватила ключ с панели. Пробралась в нашу комнату, залезла под горячий душ. Думала, как только достигну этого пункта, позволю себе разреветься. Но уже там осознала, что реветь не хочется. Наоборот, все мое нутро наполнила настоящая злость, еще большая, чем была до сегодняшнего дня – та-то порядком поизносилась, стерлась за давностью времени. А теперь все свежо, прям бодрит. Ненавижу! Германа, всю эту толпу негодяев, готовых унижать смеха ради, Верочку, которой самое место рядом с такими гиенами. Ярость моя достигла такого пика, что я искренне пожелала Герману и Вере большой любви – никто не отомстит им лучше, чем они сами. Два сапога пара – ну, примерно, как ботильон от Гуччи и лапоть. Совет им да любовь!
Однако на судьбу я полагаться была не намерена. Уже даже практика отошла на второй план в сравнении