но показывать это Я вам никогда не решусь.
Такая уж роль у Меня, и она никуда не годится!»
Как смириться?
«Я бы очень хотел, чтобы имя Мое перестали, —
говорит Бог, – поминать на словах, на бумаге, в металле.
И Меня бы себе самому предоставили, разве так сложно?
Ведь постигнуть Меня до конца все равно невозможно:
Я ведь тело, лишенное бренного зыбкого тела,
Я больная душа, антитеза беспечной и легкой души.
Оставляйте с собою Меня одного всегда смело,
чтобы Я мог свою неизбывно работу вершить —
постоянно Я ночью и днем, как хочу изменяюсь,
Я на это Себя осудил и Сам с этим смиряюсь.
Не проникнуть в природу Мою, но вот что интересно —
всем при этом она досконально известна.
Оттого у Меня не проходит тревога —
как смириться с таким пониманием Бога?»
Вы давно себе…
Бог, мы тебе поклоняемся, дай нам дождя и росы.
Мир подари нам, безгрешности дай благодарной часы.
Даруй поколения новые и урожаи хлебов,
которые так переменчивы, зависят от холодов.
Дай нам славу Твою, дай нам ясность, единственный Бог,
чтобы каждый из нас подражать Тебе мог.
Но Бог шепчет в ответ: «Любовь ваша убога,
молитвы все – ложь: вы давно себе боги».
Буржуй
Сказал Бог: «Для авторитета
Себя представил господином.
Вот вышел Я, купил газету,
спокойно оглядел витрины,
зашел в кафе, взял тоник с виски,
задел хозяйку невзначай,
сказал ей: «Извините, миссис!»,
дал, щедро расплатясь, на чай.
На бирже подскочили цены —
Я выиграл к исходу дня.
И Мне приятно, несомненно,
буржуем чувствовать Себя».
Как некто…
«Истекая потом, хожу по тротуару, —
Бог говорит, – как Некто, кто Мне вопрос задаст:
«Не свалится ль на голову Мне небо?» – «От удара
свалюсь тогда Я в обморок, растянусь как пласт».
Меня спешат утешить, сиренью одаряют
и даже аспирина вручают порошок.
Я бормочу бессвязно: «За все Я отвечаю»,
«Вселенная», «Тревога», «Где для цветов горшок?»
А Легкие забиты, одышка, боль и спазмы.
«На пенсию, – ору Я, – все боги!» И вперед,
навстречу горизонту в беспамятстве, маразме
на сумасшедшей скорости Меня такси везет».
Хочу быть слугой
«Хочу, – скажет Бог, – Я слугой быть орущего
хозяина, строгого и всемогущего,
который ни в чем бы со Мной не считался,
наказывал бы без вины, издевался,
несправедливо давал приказания,
его бы Я слушался без понимания,
власти лишенный, смиренный как пес,
как бык под ярмом свою долю бы нес,
Я б не бунтовал – надо смелости много.
Совсем недостойным