И она, поцеловав меня, со слезами на глазах передала служанке, которая отнесла меня в комнату, где было много всяких игрушек. Там находились какие-то дети, которые сначала настороженно отнеслись ко мне, но затем постепенно мы нашли общий язык и стали играть вместе. Как оказалось потом, это были мои кузены и кузины.
На следующий день после завтрака, вместо детской комнаты меня повели по большой мраморной лестнице на второй этаж. Слуга, сопровождавший меня, остановился перед большой красивой дверью и, постучав в нее, ввел меня в комнату. Это оказался кабинет. В углу, возле окна, стоял письменный стол, за которым сидел седой человек с отвисшими усами. Слуга поставил меня напротив него и по сигналу седого вышел. Я оказался напротив окна, и свет от него падал мне в лицо, не давая возможности более детально рассмотреть сидевшего человека. Недовольный этим, я спокойно перешел в левую сторону и приблизился к столу, с любопытством поглядывая на сидящего. Тот строго рассматривал меня, словно искал что-то в моем лице очень важное для себя. Пауза затягивалась, и я, успев уже рассмотреть все, что меня заинтересовало в этой комнате, тоже стал смотреть на седого, не понимая, зачем я ему нужен. Вскоре мои мысли переключились на детскую комнату, где уже играли дети, а я должен был стоять тут, неизвестно для чего. Расстроившись от этого, я стал с вызовом смотреть на господина, не отводя взгляда от его лица. Наконец наши взгляды встретились, и он сердито посмотрел в мои глаза. Очевидно, он обладал большой властью, поэтому люди боялись его взгляда, который говорил о многом. Однако я тоже был не робкого десятка. Мы с братьями любили игру «кто кого пересмотрит», не моргнув ни разу, и я всегда выходил победителем. Здесь было посложнее. Если там был дружеский взгляд, то здесь он был тяжелым и колючим, который, казалось, говорил: «Кто ты такой?». Мне это начало надоедать, и я, призвав к себе все свои способности, молча смотрел в глаза усатого дядьки, все более наливаясь злостью. Наконец его глаза моргнули, и он, хмыкнув в усы, встал из-за стола и подошел ко мне. Взяв меня за плечи, он повертел меня в разные стороны, рассматривая поближе, затем чуть – чуть приподнял, словно взвешивая, потом поставил на место и в задумчивости произнес: «Да, чувствуется порода». После этого он снова сел за стол и откинулся в кресле в глубокой задумчивости. Очнувшись от одолевших его мыслей, он приподнял серебряный колокольчик и позвонил. Вошедший слуга отвел меня в детскую комнату, где уже вовсю шла детская кутерьма, в которую с большим удовольствием подключился и я.
Так