Шить мужские платья стало ее призванием. Работу свою она полюбила, даже несмотря на то, что шила для господ состоятельных и важных. Порой ей приходилось шить такие широкие брюки, в которые бы поместились разом все ее три брата, вынужденные с утра до ночи горбатиться в артели крючников на Днепре. У одних штаны на брюхе не сходятся, у других напротив – из-за ввалившегося живота не держатся, спадают. Социальное расслоение приводило ее каждый раз в бешенство, но при клиентах она изо всех сил сдерживала себя от язвительных замечаний. В первую очередь не хотела подводить Прейгерзона, давшего ей возможность стать профессиональной швеей. За одно это она всегда будет ему благодарна и всегда будет стоять на его стороне.
Другие швеи-еврейки ей завидовали. «Повезло тебе, Марфа, родиться такой красивой, да еще и русской. Мы вот принуждены лишний раз на улице не появляться», – говорили они ей. «Ничего, – утешала их девушка, – Скоро наступит время справедливости, и вы сможете спокойно жить там, где вам захочется! Ведь вы такие же граждане, как и я!». Ее всегда охотно слушали, как слушают чепуху ребенка взрослые, но, конечно, ее оптимизма никто из иудеек не разделял.
В Лукьяновскую ячейку РСДРП она вступила относительно недавно – в конце этого лета. Некий присяжный поверенный Розенберг, заказавший в их ателье платье, сразу разглядел в Марфе потенциальную революционерку и без лишних экивоков предложил ей вступить в их отделение. Недолго думая, девушка согласилась и с того момента стала завсегдатаем собраний в доме с мезонином в Волчьем яру. О своей новой общественной инициативе она никому, в том числе Прейгерзону, не рассказывала, ибо хорошо понимала, что держать у себя революционерку Лейба не станет. Она искренно полагала, что он ни о чем не догадывается. Однако еврейская среда устроена таким образом, что в ней не то, что шила в мешке, иголку в стоге сена не утаишь.
Собрания у Розенберга отличались душевной атмосферой среди соратников, единомышленников и товарищей по несчастью. Ячейка была сравнительно небольшой. Помимо самого председателя и Марфы в нее входили трое рабочих с завода Гретера и Криванека и угрюмый студент Енох Юдкевич из университета Святого Владимира. Однопартийцы единогласно проголосовали за вступление товарища Марфы в свои ряды, выразили ей свое одобрение и свою поддержку. И что ей нравилось больше всего, все относились к ней, как к соратнику, но не как к девушке.
Всё изменилось с приходом осени, когда в их ячейку вернулся отсутствовавший на время летних вакаций студент, друг Юдкевича. Феликс (так его звали) сразу обращал на себя внимание изысканностью в одежде и модным одеколоном. Марфа безошибочно определила в нем дворянского сынка, а когда узнала громкую графскую