– А сейчас – кого можно назвать легендарной плеядой? Один автор может сегодня писать об Америке, завтра о Ближнем Востоке, послезавтра – о подводной лодке, ни в чем не разбирается, а думает только о том, как кому-нибудь угодить. Что это такое? Журналист должен разбираться в вопросе. В шестидесятые-семидесятые все советские политологи вышли из журналистской среды – и Бовин, и Арбатов, и Примаков. Сейчас такое невозможно. Сейчас – кого президент назовет легендарной плеядой?
Кстати, бумага от Владимира Путина у Валентина Зорина тоже есть – с год назад он отправил в Кремль книгу своих мемуаров и получил ответ – на листке напечатано несколько официальных строк – спасибо, мол, здоровья, успехов, – а внизу приписка от руки: «Всегда с огромным интересом и удовольствием следил за вашей работой. Практически все и всегда было блестяще и в высшей степени талантливо. Желаю успехов. Путин». Бумага от Дмитрия Медведева у Зорина тоже есть.
V
Хоть Зорин и не был шпионом, журналистскими обязанностями в пользу государства он несколько раз жертвовал – когда в качестве эксперта (Зорин – научный сотрудник Института США и Канады) ездил в составе делегаций на советско-американские встречи – с Алексеем Косыгиным, Леонидом Брежневым, Михаилом Горбачевым. Благодаря близости к Горбачеву, вероятно, в годы перестроечного культа Америки и борьбы с пережитками застоя Зорин никак не пострадал, и даже молодые коллеги не критиковали его антиамериканское творчество.
– Чего это молодые должны меня ругать? Они же все мои ученики, – добавляет Зорин. Перестройка, впрочем, его все-таки коснулась – в последний ее день, девятнадцатого августа 1991 года, он навсегда перестал быть коммунистом. – Когда я узнал, что Михаил Сергеевич изолирован в Форосе, во мне все перевернулось. Я понял, что в этой партии состоять больше не могу. И мы с Бовиным пошли и написали заявления о выходе из КПСС. Хочу обратить ваше внимание – не двадцать первого, когда все стало уже ясно, а девятнадцатого, в первый день.
Выход из КПСС для Зорина стал не только формальным отказом от партбилета.
– Революцию 1917 года я считаю крупной исторической трагедией моей страны, я бы даже запнулся на слове революция, это была не революция, это был переворот, по Бернсу – тот случай, когда мятеж закончился удачей и называется иначе. Очень скверная страница нашей истории. А вот ко всему советскому периоду у меня такого однозначного отношения нет. И вообще – нет цельного советского периода. Тот ужас, который был связан со сталинизмом – и тридцать седьмой год, и коллективизация, и непомерная цена индустриализации – это одно. А с другой стороны – Победа, Гагарин,