– Достали уже! – излил я душу в двух словах. Трясун заканчивался. Я восстанавливал контроль. Это тоже вошло в привычку – утихомиривать ярость, свою необузданную спутницу, моё спасение и моё проклятие. Слишком часто приходится это делать.
– Они просто уроды, Хуанито! Потерпи! Осталось каких-то полтора года! Ты лучше их, они это знают, оттого и бесятся! Забей!
Хуан Карлос по жизни оптимист. С другим человеком мы вряд ли бы сошлись. Я тоже ненавижу нытье, и самому мне иногда просто необходим заряд позитивного настроя. Я черпаю у него настрой на лучшее, а он видит во мне благодарного слушателя своих безумных проектов, зубодробительных описаний и характеристик древних плавучих посудин, морских сражений и выкладок по экономике, истории и стратегии далёкого прошлого. Мне это не всегда интересно, но такое тупое унылое прослушивание реально поднимает настроение с минусовой отметки хотя бы до нулевой. А это уже много.
Я выругался под нос. Сзади раздавались едкие комментарии, которыми банда Толстого перебрасывалась между собой, объектом которых были, естественно, я и моя мать. Не реагировать! Ни в коем случае не реагировать!
– А это что у тебя? Опять что-то раскопал? – кивнул я на терминал Хуана Карлоса. Надо, чтобы предательская дрожь и желание встать и начистить Толстому рыло отступили. Именно этого он и добивается. Агрессии. Чтобы меня отчислили. «Сидеть, я сказал!» – мысленно заорал я на себя.
Полегчало.
– Это «Тирпиц»! – гордо ответил Хуан Карлос, разворачивая виртуальное изображение ко мне и увеличивая масштаб. Да, чертежи, причём очень подробные. – Германский линкор времён Третьей империи. Представляешь, его водоизмещение…
Когда Хуан Карлос начинает говорить о кораблях, то забывает обо всём на свете. Глаза его загораются фанатичным блеском, все иные мысли испаряются, он рассказывает с таким упоением, что ты волей-неволей начинаешь видеть описываемое перед глазами. Появляется желание оказаться в том времени, в том месте, на той самой палубе. Увидеть воочию, как эти махины сражаются друг с другом, услышать грохот разрывающихся бомб и снарядов, гром выстрела его величества главного калибра, плеск волн, когда снаряд не долетает до цели, и рокот летящих в небе самолетов. Хотя, когда появились самолеты, главный калибр уже не использовался, вся война на море сосредоточилась на боях морской авиации. Вроде.
Ладно, не важно это. Важно то, что и я поддался его магии внушения, на несколько мгновений забыв о Толстом, о школе, обо всём, что произошло сегодня. Я не вникал в то, что он говорил, на это не хватит даже моей ангельской выдержки: все эти длина, ширина, калибр орудий… Слушая Хуана Карлоса, я думал о матери. О том, как несправедливо всё в жизни получается. Ведь если бы они задевали