– Видишь, Тау, проблема молодых оцевалов состоит в том, что они не допускают того, что, возможно, вскоре может произойти, а раз так, то они беззащитны перед неожиданным появлением противника здесь, в Тавэйле. Вывод очевиден – враг несомненно пожалует к нам в гости.
– Отныне будешь под моим личным присмотром, – слегка нахмурившись, произнес Таукован. – Охрану твою усилим, будем везде и всегда сопровождать и вести тебя. Эти меры не обсуждаются, – строгим голосом с силой произнес мастер. – Так надо и все. Не хватало еще, чтобы тебя схватили и переделали на свой манер эти выродки. Тогда нам не жить. Этого допустить нельзя.
– Но я…
– Ты будешь выполнять все то, что предписано для того, чтобы сохранить свою свободу и никак не иначе, – прервал меня Палв. – Есть самодисциплина. Ее ты должен соблюдать неукоснительно и без нашего напоминания. Иначе, – тут Палв прищурился, – я не могу ручаться за что-либо. Убить тебя не убьют в плену, если попадешь, а вот переделать – переделают так, что ты забудешь, кем был. Станешь зависимым существом и потеряешь себя. Угроза серьезна. Поэтому отнесись к сложившейся ситуации со всей ответственностью.
Палв замолчал, наблюдая за мной. Мне нечего было ему возразить.
– Так что, теперь я даже не смогу пойти к Маафераю в Олцум?
– Пока не сможешь. Мааферай сам будет приходить в факторию, если нужно.
– Я не смогу так жить, – вырвалось у меня.
– Сможешь. Это не так сложно, как ты думаешь, – с усмешкой произнес Палв.
Думаю, что уже тогда он частично знал, что будет со мной дальше.
– Алусии пришло, что меня похитят вне зависимости ни от чего, – пробовал доказать я свою правоту и бесполезность такого строгого режима.
Ни на Палва, ни на Таукована мои слова не произвели ровно никакого впечатления.
– Алусия многое видит, с этим не поспоришь, – после кратковременной паузы произнес Палв, – но, если все делать правильно и своевременно, тогда тебе удастся избежать плена, если, конечно, – после этих слов мастер едва заметно чуть шире усмехнулся, – ты сам не захочешь перейти на противоположную сторону.
Такие слова Палва потрясли меня. «Как так!? – думал я. – Палв подозревает меня в измене, в предательстве, это недопустимо. Я не могу молча сносить такие подозрения по отношению к себе. Они оскорбительны и несправедливы».
– Учитель, чем, каким словом, действием, мыслью или жестом я дал основание считать себя предателем нашего общего дела? На чем основаны твои подозрения? Почему ты считаешь, что я могу добровольно что-то передать риегам или уйти к ним?
– Разве я такое говорил? Ты сам себе придумал то, что я считаю тебя предателем, а теперь обижаешься. Я говорю о другом. Скажи, только честно, нам с Таукованом и себе, будешь ли ты выполнять все то, что тебе предписано в связи с осложнившейся ситуацией?
Я задумался. Если честно признаться, то мне не хотелось этого делать. Я не собирался выполнять всех предписаний. Молчание