Разумеется, я ничего этой дуре не сделал, мне вообще на нее было плевать. Самым главным являлся полученный мною опыт и те потрясающие впечатления, коими я еще долго собирался питать свое воображение.
***
1999 год:
– Значит, с комиксами ты завязал? – уточнил Леха.
– Ага, – замялся я. – Видишь ли, комиксы это прикольно, но они не дают тех возможностей, что мне требуются. У меня не получается нарисовать то, о чем… ну-у… думает мой герой, из-за чего страдает, да и вообще – кем он, собственно, является. А если он ни кем не является, то, сам понимаешь, он превращается в типичную марионетку. В этакую жалкую куклу, с которой происходят всевозможные каверзы. А меня заебали статисты!
– Э-эм… – Леха с сомнением посмотрел на меня, – хочешь, чтоб они были как живые?
– Типа того. Хочу, чтоб помимо стандартного набора жути в моих историях было что-то еще – не только сюжет, но и идея, катарсис и, конечно же, более-менее натуралистичные персонажи. Смотри, мы ведь пугаемся не только соответствующего антуража, но и когда можем сопереживать герою, с которым случаются всякие гадости, верно? А сопереживаем мы в том лишь случае, если обнаруживаем определенное с ним сходство. Вот так-то! Дело еще в том, что я, судя по всему, уже вырос из всей этой бессмысленной кровавой резни. Меня больше не прикалывают глупые ужастики – они скучны и предсказуемы. А я хочу оригинальности.
Леха пожал плечами.
– Знаешь, – сказал он, – мне кажется, тебе пора уже завязывать со всей этой хуйней. Мурат, дружище, начинай жить полной жизнью! Бухай, гуляй, отрывайся в клубах и пяль телок. Научись водить тачку, чтоб потом без проблем получить права. И, в качестве совета, избавься от всех этих книг, а то у тебя скоро крыша поедет.
«Она уже едет», – подумал я, представляя, как Лехина голова лопается, и кровавая жижа из мозгов и осколков черепа расплескивается во все стороны. Мгновение – и его уже нет. Целая вселенная, заключенная в одном человеческом существе, канет в бездну.
В бездну?
– Наверное, ты прав, – вздохнул я.
***
Сейчас:
Изредка еще случается, что мне снятся причудливые цветастые сны. Так-то я давно уже не вижу нормальных сновидений – с тех пор, как научился их контролировать, а чуть позже начал беспощадно использовать в своих работах. Сон – это награда за проделанный труд, а сновидение – награда за приобретенные впечатления. Но если ты вдруг начинаешь охотиться на них и пытаешься эксплуатировать, то сновидения пропадают. Так оно было и со мной. Я утратил способность видеть сны, и теперь каждую ночь мне является одна только тьма. И это вовсе не значит, что по пробуждению я просто-напросто забываю, что мне снилось, – вовсе нет! Тьма и есть мое сновидение – единственно возможное, жуткое, неистовое, всепоглощающее…
Забавно, а ведь большинство моих читателей даже и не догадываются, что