– Я Саломэ, – ответила Саломэ.
– Слушай, ты мне только ключи отдай, и все. Катя должна сказать была. Тетя Катя. От тети Марины. Тетя Марина уехала, в Журовку, к маме. Я Саня. Саша. Тети-маринин дядя. Дядя Саша.
– Не знаю дядя Саша кто такой. Катя не знаю.
– Я сосед, – объяснил Санек. – Из 39-й квартиры. Тетя, которая там жила, уехала. А я остался пока.
– 39-я – это наша квартира. – Сказали из-за двери.
– Опа, – сказал Санек. – Нормально так. А ты почему тогда в 38-й?
– Это тоже наша квартира.
– Красиво живешь, я тебе скажу, – ухмыльнулся Санек. – А может, и весь дом твой? И два соседних?
– Это ты в чужие квартиры ходишь. Иди отсюда.
– Погоди. Значит, и 38-я ваша, и 39-я ваша, получается?
– Да. Папа купил. Багратику. Я если на все пятерки еще год буду, папа мне сороковую подарит. Уходи, пожалуйста, я в папину охрану позвоню.
– Слушай, э, как тебя, девчонка, – испуганно заговорил Санек и сел на корточки у двери. – Ты чего плачешь-то? Это мне надо плакать. Мне сейчас вот НЕКУДА, ты понимаешь? У меня же вещи там, в 39-й, где какая-то, блин, теперь долбаная собака.
– Сам ты, – сказала Саломэ. – Там Банзай. Он боецкий, понял? Багратик придет, его на тебя фаснет. Уходи. Я вот уже трубку держу. Всем-всем звонить буду про тебя.
Санек покурил на лавочке.
До проспекта Кирова дошагать можно было легко.
Но Санек как-то обмяк.
И добрался на автобусе.
Осталось 75 рублей. Причем захотелось уже и есть.
Дом 45, квартира 103.
Какая была раньше у Лехи дверь, слава Богу, Санек в точности не помнил. Даже если и не было у Лехи грубо сваренной этой вот бронированной двери – точно, не было, – ничего странного, у Лехи Санек не был год, наверно.
И – радость окатила Санька, неожиданная, даже какая-то новогодняя и оранжевая, как апельсин – потому что сразу дверь открыл Леха.
Леха был в очень такой, до наглости, желтой майке. Он внезапно за этот год как-то совсем растолстел. Кто бы подумал. Брюхо из-под желтой майки так и плыло вниз.
– У?
«И волосы седоватые даже, блин, – подумал Санек. – Ничего себе. Чего это?»
– Здорово, – сказал Санек. – Прямо спасение, что ты дома. Понимаешь, какие дела. Сегодня, утром, около пяти, от бабы одной иду. Лес, у нее дача, двухэтажная, среди леса. И – опа: по башке меня сзади, я на спину, прямо в траву. Очнулся: мобилы нету, башка как пулей пробитая. А с Маринкой у меня – плохо. Из-за бабы этой. Красивая, кстати. Уже не молоденькая, но ты бы знал – какая классная. Фитнес, солярий, все такое. Вот только она, блин, в командировку сегодня улетела, на Канары. И теперь мне НЕКУДА.
– Не понял, стоп, – сказал Леха, тряхнув головой. – Ты кто?
– Да Санек же я, блин. Не узнаешь?
– Смутно. Прости. И?
Да нет, это точно был Леха. Потому что он очень был похож на филина. Но Саньку ясно помнился такой шалый, как бы голодный, тощий филин, который как-то снизу пучил