– А мы с тобой, стало быть, «падлобрана», – миролюбиво предположил брюнет, не любивший пустых теоретических споров и старавшийся свести их к какой-нибудь более или менее плоской остроте. – Обороняем, стало быть, хозяйское добро от всякой падлы…
– Соображаешь, – хмыкнул водитель, отдавая должное лингвистическим способностям приятеля. – Так оно в натуре и есть.
Под неодобрительное молчание человека с сигарой он, едва притормозив, бросил послушную иномарку в полукруглое жерло подворотни и погнал ее бесконечными дворами-колодцами, где на веревках мокло вывешенное какими-то ротозеями белье, а из-под колес с возмущенными воплями шарахались облезлые бродячие коты. Это был заповедник давно минувших времен, каким-то чудом уцелевший в самом сердце гигантского современного мегаполиса. Помимо облезлых котов, тут водились ядовитые старухи с кошелками и алюминиевыми молочными бидончиками, а также вздорные старики с палочками, чьи засаленные и обвисшие, купленные в середине прошлого века пиджаки были густо увешаны потемневшими орденскими планками. Место здесь было глухое, странное и где-то даже страшноватое, но по дороге в банк утконосый водитель неизменно сворачивал сюда, ибо такой маневр позволял объехать преизрядных размеров пробку, что в это время дня обычно намертво закупоривала ближайший перекресток.
Человек на заднем сиденье вынул изо рта сигару и с неодобрительным видом обнюхал ее. Ему хотелось сказать, что в их деле привычки хорошими не бывают и до добра не доводят – кроме, естественно, привычки держать ухо востро, – но он промолчал: во-первых, потому что не хотел вступать в полемику с быдлом, а во-вторых, потому что получасовое стояние в пробке ему вовсе не улыбалось и было, пожалуй, куда более опасным, чем этот предсказуемый и оттого рискованный рывок через проходные дворы.
Впрочем, водитель и сам знал, что сильно рискует, раз за разом следуя одной и той же дорогой. Поэтому, прокладывая извилистый путь через многочисленные арки, мимо помоек и веревок с мокнущим бельем, он смотрел не столько вперед, на дорогу, сколько назад, в зеркало. Там, в зеркале, неотступно маячил, то скрываясь из вида за очередным сырым, облупленным углом, то снова возникая во всей своей неприглядной красе, давешний синий микроавтобус.
– Привязался, сука, – сквозь зубы констатировал водитель и, вынув из кармана пачку, зубами вытянул из нее сигарету.
Его коренастый напарник, перекрутившись на сиденье, посмотрел назад.
– Не ты один такой умный, что в пробках стоять не любишь, – заметил он, давая коллеге прикурить. – И не ты один, заметь, вырос в центре Москвы. Расслабься. Что он нам сделает, этот сундук? Забежит вперед и загородит дорогу?
Водитель, крайне редко позволявший кому-либо забежать вперед себя, в ответ лишь пренебрежительно хмыкнул и чуть-чуть, на два пальца, опустил оконное стекло. Сигаретный