Когда они вышли из гостиницы, Макс спросил по-английски:
– Ну, как у тебя дела?
– Все в порядке, – ответила Анна. (Макс шагал быстро, и у нее опять заболели ноги.)
– Папа сильно расстроен. Он хотел вести на Би-би-си пропагандистскую передачу для немцев Германии. Но его туда не взяли.
– Почему, черт возьми?
– Он слишком известен немцам. Ярый антифашист. Поэтому они будут предвзято относиться к его словам. По крайней мере, существует такое мнение.
Макс покачал головой.
– Мне кажется, он постарел и выглядит очень уставшим, – Макс чуть замедлил шаг, чтобы Анна могла приспособиться к его темпу, и переспросил: – А как ты?
– Я? Не знаю, – Анна внезапно почувствовала, что не может думать ни о чем ином, кроме боли в ногах. – Думаю, все в порядке, – не очень уверенно повторила она.
– А как твои курсы? Тебе нравится учиться? – спросил озабоченно Макс.
– Да… Но это бесперспективно, мне кажется, – если совсем нет денег. Про художников рассказывают разные истории. Как они уходят из дома ради искусства и живут в бедности, где-нибудь на чердаке. Но если твоя семья и так живет на чердаке… Я думаю, мне придется искать работу…
– Но тебе еще нет шестнадцати! – воскликнул Макс. И добавил почти сердито: – Кажется, вся удача выпала на мою долю.
– Какие глупости! – возразила Анна. – Получить стипендию мэра для обучения в Кембридже – это не просто удача.
Они подошли ко входу на станцию «Рассел-Сквер». В лифте, готовом к спуску, уже закрывались двери.
– Ну… – сказала Анна.
Однако Макс медлил.
– Послушай, – сказал он вдруг, – может, тебе приехать на выходные к нам в Кембридж? – И поспешил добавить, как будто Анна протестовала: – Я обо всем позабочусь. Все тебе покажу, познакомлю с моими друзьями. Будет весело!
Двери лифта начали закрываться, и Макс придержал их.
– Я напишу все подробно! – крикнул он Анне и вместе с лифтом скрылся из виду.
Анна медленно вернулась обратно в гостиницу. Мама и папа ждали ее за одним из столиков в холле. Рядом с ними сидела дама из Германии, возраст которой трудно было определить.
– …в Берлинской опере, – говорила поблекшая дама. – Вы сидели в третьем ряду партера. Я помню, муж указал мне на вас. Я была так взволнована! А на следующее утро в газете появилась ваша замечательная статья.
Папа вежливо улыбался.
– Тогда, по-моему, пели оперу «Лоэнгрин», – продолжала дама. – Или «Волшебную флейту»? А может быть, и «Аиду»… Но в любом случае это было прекрасно. В те дни все казалось прекрасным…
Папа увидел Анну.
– Прошу меня извинить, – сказал он даме, отвесив прощальный поклон, и они с мамой и Анной пошли в столовую обедать.
– Кто это? – спросила Анна.
– Жена