Смешно. И все правда ведь – такого добра было полно.
Утром, страдая с похмелья, батя и сын курят, сидя на порожке дома, – и хоть финал сочиненья остается открытым, все понимают: сынок бросит свой город и вернется к истокам.
«Русское почвенничество как антикультурный проект» – таков подзаголовок быковской статьи.
Поднимаем руку и просим слова.
Товарищи, а что у нас с, так сказать, среднестатистическим антипочвенническим сочинением начала семидесятых (а также восьмидесятых, девяностых и т.д. – мастера старой гвардии по сей день иногда работают в подобном жанре)?
Что, это блюдо было много вкусней или с большей фантазией делалось?
Всем памятен их одинаковый, из текста в текст кочующий лирический герой, перманентно пьющий, неизменно ироничный – ну почти как герой Хэма, только опущенный в Советскую Россию.
Впрочем, остроты его почти всегда отдавали так называемым «парадным», сиречь подъездным, юмором. Знаете, когда сидит человек на вечеринке, все шутят и смеются, а у него никак не получается сострить. Потом праздник заканчивается, гости одеваются и по дороге домой наш неудавшийся остряк вдруг начинает придумывать: а вот в этот момент надо было б вот так бы сказать… а тогда если б я так вот пошутил – о, все умерли б от хохота.
Подобным образом шутят лирические, «антипочвеннические» герои – придумывая ситуации, в которых они повели себя вот так и вот эдак, – и можно даже посмеяться иногда, но ощущения, простите, художественной правды все равно как-то нет.
Неустанно, как заводной, иронизируя, лирический герой перемещается из точки «А» (скажем, из коммуналки, где хамливое простонародье жарит свою вечно вонючую картошку) в точку «Б», по дороге забегая к своей грустно, но красиво стареющей маме, одинокой и интеллигентной, – отца нет, он известно куда канул, без права переписки.
Попрощавшись с матерью, герой, движимый сложным вихрем чувств, едет куда-то в сторону полуострова Крым или Прибалтики (но не в Казахстан, не в деревню, не в Сибирь – это почвенники пусть туда едут).
За спиной у него любовная история, от нее в тексте только тень; намек, но ясно, что любовь истаяла.
В поезде наш лирический герой немедленно осаживает очередного потного хама: он это умеет, вы не смотрите на его сложную человеческую натуру – когда морда просит в морду, этой морде достанется непременно. По-прежнему, конечно, пьет алкоголь, и мы, безо всяких авторских ремарок, понимаем, что безвременье топило в водке их.
В поезде все время туда-сюда ходит хамовитая, вульгарно накрашенная проводница, которую вконец отчаявшийся герой под утро, прямо в тамбуре… ну да, надо ж как-то выплеснуть свою боль.
Финал рассказа открытый, но мы осознаем, что безвременье-таки догубит этого отличного парня и водка выжжет его душу и пищевод.
Такая