копьями
мысли свои осторожные
помешивающие в костерке.
Ты —
это всех пирамид средостенье,
это кремлевские стены
с тенью
Ивана Грозного в клобуке.
Кто ты,
Гранд Каньон?
С ответом туго.
Борются камни.
Каждый хитрюга.
Камни хотят придавить друг друга,
но победителей нет:
все в результате
борьбой поврежденные,
все побежденные,
все пригвожденные
тяжестью лет.
Камни в борьбе бессмысленной маются.
После друг к другу
они прижимаются,
и обнимаются,
и ломаются,
что-то хрипя напослед.
Те, что величественно государили:
все Македонские,
Ксерксы и Дарий,
в душу вселявшие страх, —
блохи,
казавшиеся великанами, —
чем они стали сегодня
в Гранд Каньоне?
Красною пылью
у мула в ноздрях.
Жалкий,
как Наполеон в Египте,
я закричу вот-вот:
«Помогите!» —
перед лицом бессмертия встав.
Где императорская треуголка?
Будто бы в стоге сена иголка,
в рыжих пластах.
Вижу – торчит в базальтовой толще
усиков Гитлера щеточка тощая, —
мулу
сжевать ее – это пустяк.
Всех,
кто больны гигантизмом, —
в Гранд Каньон
Быстренько карлик поймет,
что он карлик, —
у пропастей в гостях.
Кто ты, Гранд Каньон?
Напластования
необъяснимого существования —
словно тома на тома.
Нету здесь горок
мирка диснейлендского.
Полным собранием Достоевского
горы страданий,
горы ума!
Рядом газеты окаменевшие,
но, к сожалению,
не поумневшие, —
горы дерьма.
Кто ты, Гранд Каньон?
Ты – как Революция.
Буйны твои водопады ревущие,
словно восстание Спартака.
Над колорадскими перекатами
скалы —
парижскими баррикадами —
делают юным тебя,
старика.
Ты
над бушующими потоками
гордо плывешь
броненосцем