– Льюуда-Мила!
– Жоржиу!
– Эй, молодые люди, вы скоро? – донесся из открытой двери бас одного из военных. – Пилот вон говорит, что они страсть как пунктуальны.
– Без нас всё равно не начнут, – махнула рукой девушка, забираясь внутрь. Вслед за ней вспрыгнул мулат, плотно закрыв за собой выгнутую дверь.
Вертолет, треща лопастями, поднялся вверх и поплыл в солнечном, морозном небе, как огромный стрекозел.
– Вот, смотри, птаха тропическая, это наша тундра, – азартно говорила Людмила, прислонясь всем носиком к обзорному стеклу. – Сады камня и льда, эфемерных цветов и ягеля. Ой, гляди, олешки дикие! Знаешь, местные скотоводы жалуются, что их домашняя скотина тоже соблазняется погулять на просторе, а потом фиг ее вернешь, это ж один и тот же биологический вид. А карликовые березы, гляди, Жоржик, это ведь полная икебана!
– Мне отсюда мелко, – ответил мулат, слегка затрудняясь русским языком. – Не вижу, чего тут обаятельного.
– Знаешь, когда меня посылали к саудовцам… Там ведь благодаря былым нефтяным деньгам вся земля – роскошный сад. Так один мудрый старец посадил меня на полдня у границы этого сада и голых песков: многие из арабов проводят там выходной, причем целыми семьями толкутся. И говорит: «Ты слыхала пословицу о том, что красота пустыни – в глазах смотрящего? Вот и смотри, покуда не поймешь ее сердцем».
– Поняла?
– Ага, – смеется Людмила, мотая головой и затыкая уши от вертолетного шума. – Когда сюда вернулась.
– Подлетаем к самому дерьму! – крикнул пилот, поворачиваясь к пассажирам. – Принять альгинат, нацепить угольные фильтры, беруши и черные очки. Не спутайте, что куда вздеть, Людочка.
– Да знаю я, – отмахнулась она, неторопливо производя требуемые действия, – это вы все новички, а мне уж раз двадцать сия радость выпадала.
– А почему вайпов такие пустяки на месте удерживают, Люда-Мила? – спросил Жоржиу. – Это же просто неприятно, кроме больших рентгенов.
– Людям – да, но у вампиров слух тончайший, лучше, чем у собаки или волка, обоняние изысканное, чувствительность к жесткому излучению, кстати, такая, что доза лишь втрое сверх допустимой для человека сразу превращает их в деревяшку; а глаза от яркого света вообще выгорают напрочь суток через пять или шесть. Последним свойством люди широко пользовались на допросах, – сухо объясняет Людмила.
– Караул, ныряем! – скомандовал пилот. – Застегнуть привязные ремни!
И гигантское крылатое насекомое круто уходит в самую гущу нестерпимого света, невидимого шума и зловония.
Через десять минут четверка пассажиров высадилась на небольшую площадку, покрытую серым шлаком, и двинулась по ней к домикам на краю аэродрома, щуря глаза, чихая, кашляя, почесывая за