– Эт точно! – подтвердила Варька то ли факт бабушкиного высказывания, то ли правду бабушкиных слов.
Я с удовольствием отхлебываю бульон из чашки с двумя ручками по бокам: а и правда, от бульона мне лучше. Мне даже весело, как от бокала шампанского. А ведь я сто лет не ела обычных, домашних вещей. Я уже давно не ем, а питаюсь: с утра овсянка, днем и вечером что придется – банан, кофе с печеньем, суши – и все это, не ощущая вкуса… не для того, чтобы не умереть, а чтобы можно было курить – иначе упадешь в обморок…
А курить, что и говорить, хочется – особенно после бульона, и все же я получаю удовольствие оттого, что я за столом. Мне нравится, что белая скатерть настолько бела, что кажется, что она должна поскрипывать, как снег в ясную морозную ночь, мне нравится, что большие белые салфетки накрахмалены до состояния картона и что их нужно класть себе на колени. И что маленькие золотые пирожки уютно подпихивают друг друга в двух одинаковых корзинках из тоненькой соломки. Корзинки стоят по бокам от горделивой супницы из прозрачно-белого фарфора в тончайших розовых цветах. Мне нравится натюрморт из редиски, помидоров и огурцов, разложенных на салатных листьях – н а большущем блюде посреди стола, а еще мне нравится прозрачный графин с рубиново-сверкающим клюквенным морсом – ясно, что домашний: на поверхности плавают ягодки, и мне нравится его наливать в стройный высокий стакан: все мы, включая Галю, сами накладываем себе еду, и мне это тоже очень нравится.
– Но нам, наверное, пора. Спасибо. Все необыкновенно вкусно. – Я неохотно поднимаюсь из-за стола, и мы с Варькой – она впереди, я за ней – обреченно направляемся к ней в комнату.
Никогда бы не подумала, что у шестнадцатилетней девчонки может быть такая комната – большая и безликая: пафосные шторы из тяжелого бежевого бархата, огромный светло-бежевый диван из очень мягкого плюша или хрен-его-знает-чего, белая шкура на полу, прозрачный журнальный столик, помпезное зеркало над комодом светлого дерева и почему-то коричневый письменный стол с двумя коричневыми стульями – как будто их в последний момент впихнули в уже готовый бежевый интерьер куда-то поближе к окну, но и недалеко от дивана…
– Вообще-то это комната для гостей – знаете, когда они напились и остаются на ночь… А моя на втором этаже – я по ней жуть как соскучилась… Я вам потом покажу – у меня классно! Но не лифт же делать… А правда у меня офигительная коляска? Я выбирала по каталогу – папа ее в Швейцарии заказал.
Получив от меня безмолвное подтверждение офигительности коляски и увидев, что я достаю из сумки тетрадь, Варька поскучнела лицом.
– Пушкин? Мама сказала, стихи разбирать будем.
– Будем. А ты… да, а к тебе можно на «ты»? Спасибо. А ты потом отрывки – наизусть… Ну надо: без этого – никак.
Мысленно поблагодарив Варьку за то, что она переломала ноги на Пушкине (я еще не повторила Лермонтова), я сказала:
– Слушай, мы не будем выходить за пределы