– Что?
Мать убрала тарелку. Поставила не ее место другую, с котлетой и рисом. Вытерла руки полотенцем:
– Ты ведешь себя как влюбленный. Молчишь и улыбаешься.
– А-а-а… – Тимур растерялся. – Не знаю.
Мама молчала. Над головой у нее, на стене против окна, помещалась знакомая с детства афиша: «Шторм». Сто двадцатое представление».
– Ты немножко пугаешь меня, Тима, – сказала мать задумчиво. – Ты уверен, что не влюбился?
– Что такого пугающего во влюбленности? – он откусил сразу половину котлеты. – У-у, как вкусно… И лука в меру как раз… Булку в молоке вымачивала?
– Не уводи разговор в сторону, – мать усмехнулась. – У тебя все в порядке?
– Ну да, – Тимур жевал.
– С работой есть какие-то новости?
Он буднично пожал плечами:
– Ничего особенного. Репетируем…
– Я имею в виду – с настоящей работой. С трудоустройством.
– Мама, – Тимур отложил вилку. – Я занимаюсь самой настоящей работой. Сейчас. То, что за нее пока не платят – ничего не значит…
Мать хмыкнула. Уселась напротив, положила локти на стол:
– Значит, ты все-таки влюбился?
– Да, – сказал Тимур, помедлив.
– Я ее знаю?
– Нет.
Мать вздохнула. Все невысказанные упреки и пожелания, все планы, надежды и жалобы остались за этим вздохом. Немые. Мать виртуозно умела вздыхать. Великая актриса…
– А как с Ирой?
Тимур неопределенно пожал плечами. Будто желая помочь ему, в комнате зазвонил телефон.
– Ешь, – мать поднялась.
Тимур погрузил вилку в россыпи риса. Глупая улыбка вернулась снова – весь сегодняшний день она не отлипала от него, будто навязчивая мелодия. Только слепой не заметит; ему бы толику самообладания…
Мать вернулась. Увидев, какое у нее лицо, Тимур едва не поперхнулся рисом.
– Тима…
– Кто это звонил?
– Тимур… ты правда там был?!
– Кто это звонил? – спросил он с холодной яростью.
– Какая разница, кто… ты всерьез думал скрыть от меня? Ты действительно думал, что это возможно? Я уж молчу о том, что это подло, Тима, так поступать за моей спиной…
– Кто звонил?! – спросил он в третий раз.
– Дегтярев, – сказала мать еле слышно. – Он видел, как ты выходил… оттуда. Сегодня, без пятнадцати двенадцать…
– Он что, с хронометром там стоял?!
– А ты что думал, – сказала мать неожиданно спокойно, даже насмешливо. – Ты думал, здесь так легко сохранить тайну? Горячий уголь за пазухой? У Дегтярева два спектакля на Коне… Ты же ему конкурент. Каждый новый спектакль на Коне – пожиратель старых спектаклей, они уступают ему время, они идут все реже… Чтобы не допустить тебя на Кон, кое-кто из шкуры вон выпрыгнет. Пощады не жди…
– Я знаю, – сказал Тимур.
– Ты «знаешь», – мать усмехнулась. – Дурак.
Повернулась и вышла.
Некоторое